Как будто он хотел склонить меня над своим столом и трахнуть. Вот что я видела в его взгляде, слышала в его дыхании и чувствовала в его движениях!
А я этого не хотела. Не с ним. Но мое тело решило, что это отличная идея!
Я хотела избавиться от девственности, чтобы не стать невестой на заклание. Но отдать ее Шереметьеву? Идея безумная!
И гениальная…
Потому что решает обе мои проблемы. Избавление и отчисление за совращение. Даже если Шереметьев отвергнет мои ухаживания, он исключит меня за попытку совращения. Кое-что я с него все равно поимею.
— А знаете…
— Если ты скажешь еще хоть одно слово, я удвою время наказания. Научись уже молчать. Но, прежде чем я отойду… — он переместился, освобождая мою спину от своей тяжести и опираясь на мое плечо, чтобы прижать его к стене. — Я только что узнал об утренних собраниях девушек, которые подглядывают за мной и моими утренними тренировками.
Ева настучала? Потому что она была старостой? Неужели она рассказала о себе? Он тоже прижал ее к стене, чтобы выведать, как она вместе с остальными пускает слюни на полуголого Шереметьева?
— Что вы молчите?
— Не хочу увеличивать свое наказание.
— Можешь ответить.
— Хм… Вы ничего не спросили.
— Ты тоже подсматриваешь за мной?
— О нет. Точнее, да, но это не то, что вы думаете. Я была там вместе с вашим перевозбужденным фан-клубом.
— Я хочу узнать имена всех подглядывающих.
— Накажете? — сразу догадалась я.
— Безусловно. Они, и ты тоже, нарушаете режим академии. Это незыблемое правило для всех.
— Это круто, конечно. Но я стукачка. Зато могу дать вам бесплатный совет, как наладить режим в вашей академии.
Его бровь скептически выгнулась, а красивые губы насмешливо искривились. Ну конечно, кто я такая, чтобы выдать гениальному Шереметьеву оригинальную идею! Но я не унывала:
— Наденьте рубашку с начесом, отрастите живот и сделайте что-нибудь с вашим лицом, — я сморщилась, щелкнув пальцами. — Отпустите бороду, к примеру!
— Достаточно.
— Вы не можете их наказывать за то, на что толкаете сами!
— Остановись, я сказал.
— Это вас надо наказать, Игорь Александрович, за то, что забиваете головы невинным девочкам своим сексуальным образом…
— Девяносто девять минут. Что-то еще добавишь?
— Ненавижу, — процедила я через стиснутые зубы.
— Это мне нравится больше обожания.
Я перестала дышать, чувствуя, что могу поколебать всегда такого невозмутимого Шереметьева.
— Тогда трахни меня!
Мне не показалось, когда его глаза сверкнули в сгущающихся сумерках класса. Но его ответ потряс:
— Задери юбку.
Я похолодела. Зачем мама оставила меня с этим монстром?! Он что, и правда изнасилует меня? Хотя вряд ли это будет считаться насилием. Я же