попросила его трахнуть!
Лишь пара человек просили меня раздеться, и это были не парни, которые хотели меня трахнуть. Только мама и мой личный гинеколог.
А уж о ректорах и их правилах я вообще ничего не знала. И до этого момента, знать не хотела. Это было слишком интимно и извращенно. И это странным образом сейчас отдавалось пульсацией между ног. Слишком сексуально и запретно.
Пока девчонки пускают слюни на ректора, он трахает меня у стены в пустой аудитории.
Вот черт… На моем месте сейчас мечтает оказаться любая! Интересно, Еву он тоже… трахнул?
— О чем бы ты ни думала, оставь свои мысли. У меня нет времени караулить тебя и твой болтливый язык всю ночь. Немного сократим время наказания.
Задирая юбку, я вспомнила, что надела последние стринги. А ведь это тоже запрещено правилами! Блин, мои наказания будут длиться вечность!
Меня бесило, что приходится выполнять его дурацкие приказы, но всю ночь я тоже не хотела торчать в углу этой проклятой аудитории.
Я прикусила губу до боли, обещая себя, что криков от меня он не дождется. Меня трясло от ужаса и ожидания.
— Давайте уже! — не выдержала я этого похоронного молчания, прерываемого лишь тяжелым мужским дыханием.
Но я все же вскрикнула, когда Шереметьев брякнул пряжкой ремня.
— Так вы меня трахать или пороть будете? — выдавила я дрожащим голосом, сама не понимая, что страшнее.
За спиной ремень рассек воздух.
— Своим ремнем? — еще тише спросила я. — Это не гигиенично.
— О, мне нужно стерильный ремень для таких случаев держать? Не знал.
И тут без предупреждения он смачно хлестнул меня по плоти. Я взвизгнула, разворачиваясь и прикрывая попу руками.
— Больше не надо! Я буду стоять столько, сколько потребуется. Молча. Всю ночь. Обещаю! — я торопливо опустила задранную юбку.
Шереметьев скрутил ремень, снова издевательски изгибая бровь.
— Так быстро? Хлопка в воздухе хватило, чтобы сбить спесь со Снежиной?
Удара не было?
Я быстро ощупала задницу под юбкой. Она не болела, ягодицы не саднило, как будто и правда никто не порол меня… Но я же почувствовала!
— Я… Вы же ударили меня!
Шереметьев снова развернул ремень, сложил пополам, взялся двумя руками за концы, соединил и хлопнул у меня перед носом.
Я вздрогнула и закусила губу, понимая, что он опять меня провел!
Ненавижу!
Губы скривились. Я еле сдерживалась от рыдания.
Что за козел? Вот так значит спесь с меня сбивает? Да он вообще ничего про меня не знает. Но еще узнает, я клянусь!
— Трахаетесь вы так же? Кончаете, не донося член до дырки? — проговорила я, выплевывая каждое слово ему в лицо.
Он сузил глаза, закатал рукав рубашки на левой руке, оперся на нее о стену, рядом с моей головой. И все это в полном молчании.