Я не знала, что это за композиция. Что-то симфоническое, из того, что молодежь просто не слушает. Меня гипнотизировал медленный перезвон колоколов, преследующая флейта и гипнотический бой арфы.
В этой музыке звенела боль и переплеталось проклятие.
Парализованная, я не сводила глаз с Шереметьева, когда он медленно и угрожающе шел ко мне.
Я подавила желание сглотнуть и приподняла подбородок выше.
Два месяца я постоянно дразнила и доводила зверя до срыва.
Я хотела посмотреть, как он сорвется с цепи или отправит меня домой, за невозможностью управлять мной. Но как ни странно, я рассчитывала на второй исход, а получала первый.
Все могло быть намного проще и быстрее. Шереметьев мог избавиться от меня в первый же день, но ему помешало его самомнение. Ведь еще никто не уходил от него неисправленным.
Теперь мы оба заплатим цену.
Он положил телефон, и нас окружила плотная нагнетающая атмосферу музыка. Он не пытался говорить со мной. Вместо этого его рука метнулась к моим волосам, пальцы сомкнулись вокруг корней, и он выдернул меня со стула.
Я ударилась бедрами о стол, когда он швырнул меня лицом вниз. Грубое обращение должно было напугать, но мне понравилось ощущение его железной хватки, жар от его крепких бедер, касавшихся моих, и его целеустремленность преподать мне урок, который я не забуду.
Я хотела его урока. Он тоже его вряд ли сотрет из памяти!
Звезды заплясали перед глазами, когда Шереметьев сильнее прижал меня к столу. Сам же придавил меня, щекой царапая мою. Его тяжелое тело легло на меня сверху, делая ближе, чем самые тесные объятия. Шереметьев тяжело дышал мне в ухо.
— Я пытался защитить тебя, — он сжал пальцы вокруг моего горла и царапнул зубами мочку уха. — Я перепробовал все, но теперь поздно. Я не смогу остановиться. Не с тобой.
Каждое язвительное слово умерло вместе с моим дыханием. Он сжимал мое горло все сильнее.
— Обычно я не лгу, Катя, — он опустил свободную руку к моим бедрам и больно ухватил за ягодицу, приподнимая подол и обнажая ноги. — Но однажды я солгал тебе. Мне интересно все, что находится под твоей юбкой. Каждая чертова дырка. Каждая капля крови. Но не смей кричать. Молчи. Ни звука. Кивни, если поняла.
Он меня трахнет! На этот раз я соглашусь на все, что он мне прикажет. Я не издам ни звука!
Я кивнула, и он отпустил мое горло. Затем Встал с меня, забрав с собой весь жар своего горячего тела.
Я вдохнула полной грудью и повернула голову. Шереметьев таращился на мою задницу.
Он еще выше приподнял мою юбку, перекинул через мою спину, и по голой коже побежали мурашки.