— Ты ходила так весь день?
— Ты же сказал, что не хочешь больше видеть мое нижнее белье.
Я давно ходила без трусиков.
Да, я подготовилась.
Я перестала их носить в надежде, как он выпучит глаза, когда я в следующий раз буду мыть полы. А он передумал и больше не наказывал меня мытьем.
Что ж, теперь он увидел то, что я для него так долго готовила.
Он был прав в одном. Я жаждала его внимания. Хорошего или плохого, бесстрастного или сексуального.
Его руки резким движением освободили кожаный ремень из брюк, и теперь он свисал с его кулака. А потом…
Удар!
В первый момент я ничего не поняла и не почувствовала. Вытянув шею, я в ледяной тишине смотрела, как он вновь поднимает ремень.
Второй удар пришелся, когда вспыхнул огонь из первого. Боль обожгла. Во рту пересохло, мышцы сжались, я беззвучно ахнула.
Еще удар!
Он выбил из головы все мысли. Я вообще не могла дышать. Зубами впилась в щеки, и давилась собственной кровью. Желание протянуть руку и защитить мою горящую задницу было огромным. Вместо этого я схватилась за край стола и сосредоточила на нем все свои силы.
Сейчас надо мной нависал не холодный ректор, а дикий, хищный самец, одержимый наказанием. Он рычал при каждом ударе, сжимал челюсть, а дыхание было такими тяжелыми и частыми, что заглушало музыку.
Я никогда не встречала человека настолько одержимого. И одержим он был мной.
Это что-то сделало со мной. Потрясло меня. Пробудило. Заставило понять свою значимость для него.
Даже шок от боли утих, а разум начал спокойно реагировать на происходящее.
Я сосредоточилась на тепле, скапливающемся между ногами, сжимая и разжимая мышцы о удара, я посылала импульсы по собственному телу и бесстыже текла.
Я поерзала бедрами, сместившись к углу стола и потерла клитор о край. Теперь с каждым ударом ремня я ударялась чувствительной точной об угол, едва сдерживая стон удовольствия.
Музыка нарастала, удары Шереметьева становились все сильнее и быстрее, а во мне нарастал голод, дрожь и удовольствие. Я как раз подошла к черной пасти бездны, но не успела упасть в нее…
Ремень упал на пол раньше меня.
Я извивалась от неполученного наслаждения, когда Шереметьев безжалостно раздвинул мне ноги.
Его член лежал между моих ягодиц, твердый как камень.
Нас отделяла только молния на брюках. Член был огромным, горячим и хотел ворваться в меня, так же как я отдаться ему.
Я шевельнула задницей.
Все тело Шереметьева было напряжено. Он рукой сжал мои волосы, что совершенно противоречило его хриплой команде.
— Убирайся.
В ловушке под ним у меня было немного вариантов. И уж точно не побег. Я очень хотела остаться до конца.