Ничего себе! А Шереметьев не мелочится. Он не только отчислил ее, но и жестоко наказал. Сто часов общественных работ за месяц? Господи, да он садист.
Шереметьев отступил. Мать Алисы вывела дочь из приемной, одарив меня извиняющейся улыбкой. Когда они прошли по коридору и оказались вне зоны слышимости, подошел отец Алисы.
— Екатерина, — он возбужденно провел рукой по волосам, явно нервничая. — Примите наши извинения. И знайте, что это никоим образом не выпад против Снежиных. Если у вас еще остались какие-то претензии, предлагаю их уладить здесь и сейчас. Нет смысла выносить этот инцидент за стены академии. Столько?
— Я не думаю...
— Просто назовите сумму, которая вас устроит. — Мужчина поднял взгляд на нечитаемое выражение лица Шереметьева. — Игорь Александрович не против, чтобы мы уладили этот вопрос.
— Ничего не надо. Обещаю, родители ничего не узнают, — я вздохнула. — Просто держите Алису подальше от меня.
— Спасибо. Что ж… С вами приятно иметь дело. Всего хорошего.
Он торопливо ушел, бормоча что-то себе под нос.
— Вот так в вашей академии улаживают вопросы, Игорь Александрович? — я выгнула бровь. — За все проступки?
Мы смотрели друг на друга несколько платонических секунд, а потом воздух изменился, трансформировался, превратился в горячую минуту голодной близости. Меня захлестнуло жаром, зазудело под формой, а он не подал виду, но и не отвел взгляд.
К черту его напористый зрительный контакт.
— Это как-то не педагогически. Но я не собираюсь… — я попятилась к двери. — Мне вообще лучшей уйти.
Он шагнул за мной, наблюдал тем взглядом, с которым я до боли знакома. Шереметьев думал о нашем поцелуе. Мы оба думали о нем.
Меня целовали несколько раз разные парни, но то, что я испытала прошлой ночью с Шереметьевым, было совсем из другой лиги. Это был мой первый настоящий поцелуй, от которого сгибаются пальцы ног. Душераздирающий поцелуй.
Шереметьев уже в какой-то степени лишил меня девственности. Он все испортил. Потому что теперь мне нужен был только он!
— Шереметьев, — прошептала я сквозь пересохшее горло, — мы же договорились. Ты же не хотел меня…
— Как чувствует себя твоя задница?
— Это моя задница. Пусть чувствует, что хочет, — я взялась за дверную ручку.
От звука его шагов у меня забился пульс. Я быстро открыла дверь, чтобы сбежать, но побег прервала его рука, которая крепко обвила меня за талию, потянув назад, а ладонь прижалась к двери, захлопнув ее.
— Ты не захотел меня, — снова напомнила я и закрыла глаза, ощутив его жар на спине.
— Я и сейчас не хочу, — он провел рукой по моей. — Каждый раз, когда вижу тебя, — его пальцы вцепились в мои бедра, крепко прижимая к его паху. — Я всегда думаю об этом.