Эмма накрасилась, замазала и закрыла, как могла, все гематомы, и вышла из дома. Ей предстояло найти контейнер Паскаля. Часа полтора она блуждала по узким проулкам клана мусорщиков, пока, совсем рядом с домом, внутри замысловатого лабиринта контейнеров, не увидела двойные двери – и угадала. Эмма постучалась.
– Кто?
– Эмма… Крюгер.
– Что?
– Жена Крюгера.
Паскаль открыл дверь, придерживая рукой так, чтобы посмотреть на гостью в открывшийся пятисантиметровый просвет.
– Что вам нужно?
– Я от Крюгера. Пустите.
– Он недавно был…
– Отлично. Мне нужен токсин. Пожалуйста.
– Э-э-э, нет, Эмма.
– Я могу устроить вам неприятности, Паскаль.
– Я обо всем договорился с Крюгером. Что не так?
– Пустите, мне НУЖЕН ТОКСИН.
– Возьмите у Крюгера, я отчитываюсь перед ним.
– Паскаль. Он не должен знать об этом.
– Я в эти игры играть не буду.
– Пустите.
Паскаль будто ненароком открыл дверь пошире, и Эмма тотчас же просочилась в помещение. Впервые на острове она видела какое-то производство. До того она знала только берег мусорщиков. Аквариумы, электричество, столик с колбами – все это поразило Эмму, но не настолько, чтоб она позабыла о токсине.
– Паскаль. Мне нужна доза.
– Ничего нового вам уже не скажу.
– Крюгер запрещает мне принимать наркотики.
– С чего вы решили, что я тут же с вами поделюсь?
– Давайте так. Что вам нужно? – Эмма взяла Паскаля за руку, придвинулась к нему и обдала своим сладким дыханием. Она уже поняла, что ему нужно, зачем он ее пустил, и как она все разыграет.
Паскаль не мог устоять: у него очень давно не было женщины. Он и раньше отправлялся к проституткам только в случае крайней нужды, а с тех пор, как начал работать над токсином, и вовсе позабыл о плотских удовольствиях. Оказавшись у Крюгера, он мгновенно потерял возможность свободно передвигаться по острову – без охраны это было опасно, Зилу мог устроить нападение или иную подлость.
Эмма достала себе токсин дорогой ценой. Но забрала сразу три дозы – Паскаль, не отдышавшись еще от блаженной одури, позволил ей это. И только потом сообразил, что прогадал – и отчитаться за три пропавших дозы было сложнее, и Эмма теперь нескоро придет «покупать» добавку.
Эмма же отправилась на берег бродяг. В ее голове пульсировала одна и та же мысль: закончить все это как можно скорее и как можно мягче. Она раскусила все три дозы, легла в углу наполовину сгнившего, будто вросшего уже в пластик контейнера, прислонила голову к стенке так, чтобы созерцать море мусора, волнами бутылок, крышечек от одноразовых стаканчиков и других пластиковых ошмётков нахлестывающего на берег. Шум мусора – не то же самое, что шум моря. Мусор не шелестит приятно, не накатывает равномерно; он противно трещит, клокочет, будто что-то все время лопается и хрипит в утробе насмерть больного океана. На смену этим звукам пришла знакомая мелодия чистого, здорового моря. Бесконечный песчаный пляж, темно-синее, полное жизни, лоно сияет и переливается на солнце – и волны бросают отблески в глаза. По ту сторону пролива – Тасмания, великолепный и загадочный остров, а дальше – в необозримом даже мысленно пространстве – лежит Новая Зеландия, куда они с Джеральдом каждый год, в середине лета, летают кататься на лыжах. А еще дальше, за архипелагом – Антарктика, огромная страна, концентрат первозданного льда и мороза. Эмма мечтала в один прекрасный день попасть и туда, но уже – когда Мими вырастет. Они с Джеральдом шутили, что у каждого человека должны быть фотографии не только с кенгуру, но и с пингвинами. Джеральд после рождения Мими утверждал, что теперь у него есть свой маленький пингвин, и купил ей игрушечного. Вот она, Мими, лежит со своим Хаггси в кроватке. Но она больше любит медвежонка, чем Хаггси – вот уж загадка, почему, а Джеральд подпихивает ей пингвина. Смешная семейная ежедневная возня. В этот день должны приехать родители. Отец так любит итальянскую кухню, как сошел с ума после поездки в Европу: требует ньокки. И Эмма накупила сыров, чтобы приготовить настоящие ньокки четыре сыра…