– Как мне стать такой, как ты, господин? – вопрос вырвался помимо воли.
Колхат засмеялся.
– Какой?
– Сильной. Смелой.
В этот раз он медлил с ответом.
– Стань свободной. У всех для этого свои пути, но тебе… тебе придется стать самой сильной.
– А ты – самый сильный?
– Может быть. – Колхат чуть сдавил мою ладонь. – Во всяком случае, я могу помочь другому обрести свободу.
– Разве свободы не следует добиваться самому?
– Иногда можно и подтолкнуть.
– Ну да. – Я посмотрела поверх его плеча на наставника. – Все знают, чем заканчиваются истории про дружбу волка и овечки. Она думала, что свобода начинается за забором, а оказалось…
– Только если под шкурой овечки не прячется кто-то пострашней волка.
– Не понимаю.
– Нет, все ты прекрасно понимаешь, танцовщица из Сиирелл, – сказал Колхат и коснулся моего оберега. – Я пробуду здесь до первых петухов. В моей ладье найдется место до Светлолесья. Тебе хватит времени, чтобы решить, с какой стороны забора ты хочешь быть?
«Ну вот и все», – с горечью подумала я. Нет, никто не причинит мне вред под защитой могучих братьев-вышибал, но…
– Господин, боюсь, ты неправильно понял, – сказала я, высвобождая руки. – Мне дорога моя честь. Прощайте.
– Пусть твоя честь будет при тебе и дальше. – Колхат притянул меня за рукав. – Я предлагаю покровительство твоему дару и ничего более. Разве тебе хочется прозябать в этой дыре?
– Ты… что?
– Я помогу тебе. Куда ты хочешь? В Линдозеро?
Я слышала о покровителях певцов и танцовщиц среди знати, но не могла и подумать, что однажды получу такое предложение. Это невероятная удача в любой другой день. Кроме этого.
– Нет… Не могу.
Он выбил меня из колеи.
И я попалась. Предложение оказалось не тем, что я ожидала услышать, но объятия Колхата стали крепче, словно настойчивость должна была каким-то образом передаться и мне. В груди разрастался жаркий ком – прямо под тем местом, где висел оберег.
– Ладно. – Колхат отпустил мою руку. – Но тот вопрос, который ты задала мне… Задай его и себе тоже. Ты уже не маленькая девочка. Ты давно поняла, где хочешь быть. И это явно не дешевенькая корчма на краю мира.
Дурнота накрыла меня уже за дверями трапезной. Схватившись за лестничные перила, я содрогнулась от рвотных позывов. Сердце заколотилось, тело охватила мелкая дрожь. Я сделала три глубоких вдоха, прогоняя наваждение. Лучина надо мной догорала, и вокруг нее, все так же сталкиваясь друг с другом, летали в душной темноте мухи. Пахло молоком, прелым сеном, пыльными мешками и морем.
Большую часть жизни, а именно все, что было до последних семи зим, я не помню, но когда ко мне прикасаются, чувствую нестерпимое желание вырваться. Будто от прошлого можно убежать! Но даже если ты его забудешь, оно тебя – нет.