— Кто это тут у нас в углу почивает? Ворье!
— Сергей Степанович! — Я возмущаюсь и приближаюсь к новоприбывшему. — Ну прекратите! Ваня… он перепутал. Я его еще из детского дома знаю.
— Вертихвостка!
Старикашка не жалеет усилий, чтобы ко мне эффектно развернуться всем корпусом.
— Опять ты! А все потому что ты байдыки бьешь. Мужа тебе надобно. Мужа! И похудеть сначала.
Я не обижаюсь, потому что хорошо эти выкрутасы знаю. И мне не надо худеть! Ну, может чуть. Я всегда кажусь полнее из-за перевеска груди спереди. Ну, и перевеска сзади. А все остальное у меня худое!
— Ага, и мужа, и корову, и целый огород, — улыбаюсь ему во все зубы. — Мы тут уже во всем разобрались.
Петренко намеревается вклиниться в разговор, но остановить паршивца, как Сергей Степановича, невозможно.
— Вот именно! Так, чем это ты промышляешь, юнец? Все от лени. Пахать надобно. А ну-ка, а ну-ка… Где ты работаешь?
И концом палки стучит по грязным, разорванным кроссовкам Вани.
Тот до того пунцовым становится, что я невольно бросаюсь к беспризорнику — только с другой стороны, обходя стул сзади.
— Я работал! Больше нет! Не ваше дело!
— Сергей Степанович шутит так, — пытаюсь сгладить, — видишь, он думает, что я тоже ничего не делаю. Давай…
Ошеломленно смотрю вниз, потому что теперь старикашка и мне стучит палкой по ноге.
— Тебя кормили в этом, приюте, а теперь что? Неблагодарный! Теперь вещи чужие берешь. Ты у меня работать будешь и человеком станешь!
— Я сам себя кормить могу! — вскипает Ваня.
— Не нужно кормить себя самого, — завожу опять и стараюсь в глаза ему заглянуть, — сейчас Матвей в отпуске, но я позвоню Алле…
— Я не возвращаюсь туда!
Он вскакивает, так молниеносно, что стул от него отпрыгивает и меня задевает. У Вани едва пар из ушей не идет, такой нахохоренный. Трусит лохматой головой. Русые, слегка волнистые волосы, настолько густые и пышные, что рука так и тянется погладить копну. Но их слишком много, ему срочно нужна стрижка.
— Не вернусь! — кричит он. — И работать пойду!
— Мне кажется, сейчас в детдоме лучше станет, — стараюсь убедить его, но ненавязчиво. — И я смогу помочь, только…
— Сиротам богачи не нужны, — смотрит на меня упрямо, но, слава богу, не злобно.
Я невольно улыбаюсь, слегка наклоняюсь и заговорчески говорю, чуть ли не шепотом:
— Сироты, знаешь, тоже богачами бывают, — и подмигиваю.
Замерший Ваня смотрит на меня растерянно, будто ему никогда такое и не приходило в голову.
Какой козленочек милый.
Сердце у меня лужицей растекается. Почему такой маленький он на вид, хотя уже четырнадцать?
— Ты щетку в руках держать умеешь? — кряхтит Сергей Степанович, отодвигая меня в сторону.