Во всем.
Касаюсь плечом уже стены в комнате, и все-таки разворачиваюсь, чтобы к кровати отойти. Спасительными шагами.
Замираю там, и слабо обнимаю себя, прикрываясь руками.
— Что-то с распечаткой не так?
Черт побери, двадцать лет в родительском доме, где тебя и за вещь не считают, не прошли даром. Я звучу абсолютно нормально. Взволнованно, конечно.
Но это ничто по сравнению с испепеляющим хаосом и сенсорной смутой, что изнутри мой мир уничтожает.
Потому что он заговаривает. Сжимает исщерпленные венами руки в кулаки. Пружинисто на месте застывая, будто сейчас из тела собственного выпрыгнет.
— Я обслужу тебя. — Голос такой низкий, что меня потряхивать начинает. — Как скажешь. По полной.
Что это… что это он говорит. Я дергаю край сорочки, и его взбудораженный взгляд туда прямо долбится.
— Что ты имеешь… О чем ты говоришь?
— Я обслужу тебя. — Выговаривает он каждое слово необычайно четко. — Не надо этого. Штуки той. Я все сделаю. Как скажешь.
— Прекрати, — мягко говорю, и это похоже на шепот. — Ты не знаешь, что ты говоришь.
Он делает шаг вперед, а я упираюсь ногами в перекладину кровати. Кулак останавливается, и проводит рукой по рту, оттирая будто с губ что-то.
— Я все знаю. Ты только посмотри на себя. Ты… Харе всего этого. Я не понимаю, что ты хочешь. Но если… если тебе это надо, как той штукой, то я тебе все сделаю. Вообще все, что скажешь.
Это чудо, что я еще на ногах стою. Разрываюсь между тем, чтобы от волнения назад упасть. Или чтобы к нему со всех ног броситься. Поэтому и стою.
И то, и другое плохо закончится.
Внизу живота узел теплотой скручивается.
— Это все усложнит, — заставляю себя говорить, — вообще все. Так нельзя и не пойдет. Мы с тобой никогда не сойдемся на одном в Уставе и по стройке. Вмешивать… смешивать это нельзя.
— Так не смешивай, — повышает он голос, и меня назад качает. — Забудь про этот док, про Устав и условия. Причем здесь это? Не усложняй это, мать твою, сама.
— Нет. — Мотаю головой, и сердце синхронизируется. — Ты сбить с толку меня хочешь. Устав на самом деле только я защищаю. А у тебя орава… вон, кого угодно вообще. Ты и меня хочешь перевернуть в такую сторону, если убрать не получается.
Кулак дышит так грузно, там объёмно, что я в словах путаюсь, потому что путаюсь взглядом в движениях его раздувающейся грудины.
Хочу, чтобы майку стянул. Я так и не прикоснулась к нему там в прошлый раз.
— Я не хочу слышать об этом Уставе. Хватит. Я клянусь тебе, что доработаем все доки и условия до полного согласия всех, компромисса какого-то, и ничего до этого строить не буду. Ничего. Ни хуя. Сначала решим, в форме, как ты хочешь, а потом стройка.