Еще приваливает образами его взмокшей грудины, по которой моя ладонь беспрестанно елозила. Как он беспрестанно головкой ласкал — томно и продуманно — мои складки и похабно спрашивал, всегда ли я так теку. Я, видимо, не успела ему зарядить ногой хорошенько, потому что он тут же раскрыл меня шире и вставил так резко… И пообещал, что так всегда будет.
Утром его столичное Величество обнаруживает отсутствие индивидуальной ванной. И все эти мучения безденежья стоили того, что бы на его выражение лица сейчас наблюдать.
Вру ему, что случайно такой номер выбрала или дали. Мне кажется, он в таком недоумении, что не особо обращает внимание на мои дальнейшие объяснения.
Еще поглядывает на меня украдкой, типа не нужно ли вину заглаживать за вчерашнее.
Тяну обиженно опять, чтобы поцеловал. И смеюсь! Так как это в точности, как вчера все было. Он неожиданно улыбается, лучисто и долго.
Приходится выкручиваться, объясняя когда у меня телефон новый появится. Блин, срочно нужно бежать к Мире, чтобы на точное время с перекупщиком договориться.
Через полчаса меня ждет неприятный сюрприз. Сталкиваюсь с Егором в холле, и в разговоре выясняю, что там какие-то фотографии вышли с первого пиарного дня Кулакова в Васильках. Уже дня как три висят в сети.
Так как у меня смартфона нет, Егор мне показывает популярные публикации.
Черт, черт, черт. Есть несколько фотографий, в магазине, где мы с Кулаком рядом стоим. И фото подписаны моим именем.
— Да ладно тебе, — старается развеселить меня Егор, — это же ерунда.
Но я не хочу, чтобы о моем присутствии где-либо публично извещалось.
Интуиция меня не подводит.
На самом деле, я просто знаю, что мучители редко оставляют своих жертв жить бесхозно — то есть спокойно и мирно.
Поэтому что-то во мне совсем не удивляется, когда через несколько часов захожу обратно в Гостиницу, а в холле стоит Загродский.
Я замедляюсь, разворачиваюсь и целенаправленно иду к лестнице. Мне нужно в мой номер. Там я закроюсь и буду хоть неделю сидеть. Мне любой ценой необходимо туда попасть.
Меня окликивают возле дверей кафе. Вздрагиваю, но это не Загродский. Вижу кислую мордочку Вани. Он просит меня подойти.
Ваня никогда ничего не просит. Это что-то важное.
Я совершаю ошибку.
Иду к Ване. Оказывается, он и посудомойщиком здесь подрабатывает. Второй день как. По его вине забилась раковина, и он боится сказать кому-то, но что делать не знает.
Помогаю ему, справляемся быстро. По взгляду буфетчицы понимаю, что зря Ваня боялся, мол, кто-то узнает. Она смотрит обеспокоенно на него, а на меня — с грустью.