Государево кабацкое дело. Очерки питейной политики и традиций в России (Курукин, Никулина) - страница 41

.

Приходилось принимать ответные меры и дипломатическому ведомству России: очередным послам в Швецию Б. И. Пушкину и А. О. Прончищеву в 1649 г. было риказано накрепко, чтоб они сидели за столом чинно и остерегательно, и не упивались, и слов дурных меж собою не говорили; а середних и мелких людей и упойчивых в палату с собою не имали, для того, чтоб от их пьянства безчинства не было». Такие же инструкции давались и их коллегам, отправлявшимся в Польшу и другие страны>{123}.

Общепризнанные в ту эпоху лечебные свойства водки сделали ее постоянным товаром в открытой в Москве на Варварке в начале 70-х гг. XVII в. Новой Аптеке, где свободно продавались «водки и спирты и всякие лекарства всяких чинов людем». В ассортименте аптеки были «водки»: коричная, гвоздичная, анисовая, померанцевая, цветочная и прочих сортов, изготовленные на казенном сырье; их продажа покрывала все расходы аптеки на приобретение отечественных и импортных лекарств>{124}.

Законодательство, в иных случаях весьма строгое, считало пьянство не отягощающим, а наоборот, смягчающим вину обстоятельством; поэтому убийство собственной жены в пьяном виде за два аршина сукна или за «невежливые слова» уже не влекло за собой смертную казнь, поскольку имелась причина, хотя и «не великая»>{125}. За столетие развития «государева кабацкого дела» пьянство все более проникало в народный быт, начиная постепенно деформировать массовое сознание, в котором «мертвая чаша», лихой загул, «зелено вино» стали спутниками русского человека и в светлые, и в отчаянные минуты его жизни.

Достаточно хорошо сохранившиеся вотчинные архивы русских монастырей и частных лиц XVII века содержат множество мелких судебных дел о пожарах, побоях, ссорах, кражах на почве пьянства, которое постепенно становилось все более распространенным явлением. Кто просил у власти возместить «бесчестье» (т. е. оскорбление) со стороны пьяницы-соседа, иной хотел отправить пьяницу-зятя в монастырь для исправления, а третий требовал возвратить сбежавшую и загулявшую с пьяницами жену. Вот пример, типичный, к сожалению, не только для того времени: в октябре 1676 г. московский «ворóтник» (караульщик) Семен Боровков вынужден был жаловаться своему начальству в Пушкарский приказ на сына Максима: «…тот де сын его, приходя домой пьян, его Сеньку бранит и безчестит всегда и мать свою родную бранит же матерны и его Сеньку называет сводником…»

Порой к верховной власти приходилось взывать и весьма влиятельным людям. Прославленный воевода, боярин князь Д. М. Пожарский вместе со своим двоюродным братом подал царю Михаилу челобитную с жалобой на племянника: