В церкви было тихо, лишь бледный пастор что-то невнятно бормотал под себе под нос. Мэри сидела, молча уставившись в одну точку. Слёз уже не было, ровно как и сил плакать. «Это я виновата. Я одна», — пронеслось в голове, и девушка закусила губу до крови.
— Огромное горе постигло нас и привело сегодня в этот траурный зал. С чувством глубокой скорби и невосполнимой потери мы провожаем в последний путь дорогого нам человека, Энн Уильямс…
Слов святого отца Мэри уже не слышала. В голове созрел план, и она старалась всеми силами скрыть напряжение и горестное перевозбуждение, напоминающее предсмертные конвульсии.
Прошёл час, может, больше. Гроб уже опустили в землю, и Мэри осталась на кладбище одна. Она смотрела на петлю, висящую на дереве. Всё было готово. «Я иду к тебе, Энни. Я иду к тебе, сестрёнка», — прошептала старшая Уильямс.
Кто-то дотронулся до её плеча. Мэри вздрогнула и обернулась.
— Ты чего задумала, дочка? Оставь это, — перед ней стояла пожилая женщина в белом. Седые спутанные волосы не давали разглядеть лица.
— Не надо отговаривать меня. Я потеряла свой смысл жизни, свою душу…
— Нет, дорогая моя, я не собираюсь тебя отговаривать. Моя задача приносить смерть, а не спасать от неё, ведь я банши. Я лишь хотела предложить тебе сделку.
Казалось, что Мэри даже не удивилась. Ни эмоций, не чувств, переполнявших её раньше, уже не осталось. Она лишь вздохнула и спросила:
— Какую?
— Твоя сестра может вернуться, если, ты, конечно, захочешь.
Девушка встрепенулась.
— Как? Я всё что угодно для этого сделаю!
— Что же, если ты хочешь, можешь занять моё место. Ты будешь приносить весть о смерти другим людям.
— А Энн?
— А её ты увидишь нескоро. Когда заметишь девушку с глазами разного цвета, ты узнаешь в ней свою сестру. Но она не вспомнит ни тебя, ни вашу прошлую жизнь. Однако есть один способ, — старуха протянула Мэри монетку. — Держи. Когда отыщешь её, то отдашь это, и твоя сестра начнёт по фрагментам вспоминать ваше прошлое. Но готова ли ты стать вестницей смерти?
— Я готова на всё, лишь бы вновь увидеть свою сестру.
Старуха принялась что-что шептать, а затем коснулась руки Мэри. Девушку пронзила такая боль, что она взвыла. Закачались деревья, и в воздухе пахнуло трупной гнилью. Когда боль утихла, и новоиспечённая банши обернулась, женщины уже не было, лишь горстка пепла лежала на земле.
***
— Ты очнулась, Энни? — Мэри стояла над Бесс, облачённая в белый плащ. Длинные светлые волосы струились по плечам,
— Что? Как ты меня назвала? — Элизабет проговорила это слишком холодно, жёстко, не пытаясь изобразить удивление.