— Скажи, как тебя звали там, ну в родных краях? Ты помнишь?
— Помню, — гладиатор уже не улыбался, — Имя, которое дают родители можно говорить только самым близким. Здесь я никому его не говорю. Когда мужчина взрослеет — окружающие называют его так, чтобы все догадались. Ну, кого-то зовут Патлатый, кого-то Длинноногий. Другие получают имя за заслуги или умения. Кого Кузнец, кого Рубака, или Убивший медведя. Здесь меня стали звать Германус — это имя меня устраивает. Так что ни к чему тебе, матрона, мое настоящее имя.
Она не обиделась. Смачно отсербнула вина, и со звуком его проглотила.
— У меня к тебе просьба, — сказала она, — Называя меня по имени. Не надо, пожалуйста, каждый раз подчеркивать мое происхождение, или положение в обществе.
— Как скажете, госпожа Атилия.
— Без госпожи. Только имя. Попробуй — ты же вольный человек.
— Хорошо, Атилия. Только имя, — Германус глянул ей в глаза, — Кажется, ты хочешь что-то еще спросить?
Она допила вино и, поставив свой кубок на столик, снова показала на кувшин. Он поднялся и опять наполнил его до краев. Атилия сделала длинный глоток. Вино было густое и терпкое. Наверное, очень долго оно стояло в здешних подвалах. Старое вино пьянит больше чем обычно. Она повернулась к нему лицом.
— В каких богов ты веришь? Лишь в своих или в римских также?
— Да у вас такие же боги как у нас. Только называются по-другому. Юпитер — это Вотан. Отец всех богов, или старший брат для некоторых из них. Есть Юнона, его сестра и жена. Бог оружия Вулкан, у нас просто зовется — Меч. Есть предки стерегущие жилье — мы зовем их деды, вы пенаты. У каждой реки и леса есть свой бог-хранитель. У всякой горы тоже есть, и у каждой долины. Их много.
— Как ты думаешь — боги будут злиться на меня? Ну, из-за Луция.
— По мне, это зависит от того как ты сама чувствуешь, и во что веришь. Если ты и вправду спасаешь свою жизнь, они не должны на тебя злиться. А вот люди будут, если узнают. Они захотят тебя привязать к столбу и выпустить хищников. Такие казни часто проводят на арене перед боями, — он снова нахмурил брови, — Поэтому нельзя доверяться даже тем, кого считаешь преданным тебе. Я вот никому не доверяю — и пока живой.
— А когда появится женщина, которую ты полюбишь, разве ты ей не станешь доверять?
— Наверное… Я еще не знаю. Я, пока не любил. А ты?
— Ну, мужчин — никого. Только отца, но это же по-другому…
Германус придвинулся к ней вплотную. Она от неожиданности отодвинулась. Он всей пятерней зарылся ей в волосы и, аккуратно притянув к себе, стал целовать. Она его не отстранила, хотя и не отвечала на его поцелуй. Возможно, ей стоило разозлиться на такую наглость. Только злости, никакой, не было.