Как все легко…
Единственный нюанс — ручное управление будет работать, пока на борту находится Женька Кремер и дает мысленное согласие на это управление… И пока она не станет женщиной. Вечная девственность как издержка всеведения и всемогущества.
Но что-то мешало воспользоваться этим громадным куском бесплатного сыра. Где-то и в чем-то тут был изъян и подвох… Гамаюн не понимал — в чем, но чутье на замаскированные волчьи ямы у него работало безошибочно. Онгоны уже шли таким путем. И что? Чем все кончилось? Отнюдь не властью над прекрасным и сверкающим миром. Кончилось все темной пещерой и толпой мертвецов-прислужников. В своей игре со временем восьмипалые проиграли все. Свой мир и свой дом в том числе…
Почему? Гамаюн не понимал. Не из-за дурацких ведь железок Камизова, в самом деле… Может, Он действительно есть и не терпит самозванцев?
Или ткань времен не выдерживает постоянных попыток исправить настоящее вмешательствами в прошлое? Не выдерживает и рвется, расползается гнилым кружевом, затягивая в ничто, в черную дыру, новоявленных Богов?
Он не знал ответов на эти вопросы. Но одно знал точно.
— Я не хочу быть Богом, — повторил он твердо. — Может быть, ты попробуешь?
Женька улыбнулась грустно.
И покачала головой.
На ходу остались две единицы техники: «Урал»-кунг и БТР. В живых — семнадцать человек, на ногах девятеро из них.
Остальные навсегда легли здесь — в заваленной пещере онгонов, и под рухнувшими скалами, и в братской могиле, над которой насыпан холмик из обломков поменьше.
Проезд расчистили от скатившихся сверху валунов, раненых грузили в «Урал».
— Не передумал? — спросил Вася у Лягушонка.
Тот молча мотнул головой. Оба понимали, что разобрать в одиночку завал из неподъемных глыб — дело почти безнадежное. А найти там кого-либо живого — и вовсе безнадежное, без всяких «почти». Это под рухнувшими ст землетрясений или взрывов домами люди могут выживать по несколько суток — железобетонные плиты перекрытий падают порой наклонно, оставляя свободное пространство и защищая от мелких обломков. В пещере с каменными сводами такое невозможно.
— И что потом? — спросил Вася. — Потащишься на своих двоих через степь?
Лягушонок пожал плечами и опять ничего не ответил. Он вполне понимал Скоробогатова. Тот не мог ждать, не мог задержаться даже на лишних пару часов здесь, на побережье. С каждой минутой задержки вероятность довезти раненых падала. Лягушонок понимал все. И мизерность собственных шансов выжить — тоже. В Великой Степи никто не выживает в одиночку.
Но Закон Джунглей прост: друзей не бросают. Даже если надежды нет. Лягушонку казалось, что он слышит хрипловатый голос Багиры, говорящий эти слова.