Шедевры Мухи в жанре театральной афиши и рекламного плаката отличает виртуозная работа с изобильными деталями. Вместо крупных цветовых пятен и обобщенных силуэтов, которые после Тулуз-Лотрека казались естественными для языка уличной живописи, Муха создавал затейливые композиции, которые хочется без конца рассматривать. Придумав особый шрифт, он включал его в каждую работу, превращая текст в декоративный фон.
Его трудоемкая работа, будь то афиша модного спектакля или реклама печенья, превращалась в объект для любования. Муха льстил зрителям и покупателям, перенося их в элегантный мир, сотканный из античных фантазий, языческих богинь и бесконечных узоров, вводящих в транс и отрывающих от действительности. Это было искусство сказки, которое так шло царящему в ту эпоху ар-нуво. Альфонс Муха был одним из самых ярких представителей этого стиля, который возвел на пьедестал декоративное искусство.
В центре художественного мира Мухи стояла женщина, богиня, муза и модная дама – все в одном флаконе. Следующее поколение сменило такую универсальную даму на строгого юношу ар-деко, но это уже другая история.
26 июля
Ко дню рождения Стэнли Кубрика
Начиная со “Спартака”, Кубрик работал со всеми жанрами массового кинематографа, создавая в каждом из них шедевр. Его картины пользовались широким успехом у самых разных зрителей. Их выделило чувство жанра и кинематографический перфекционизм. Кубрик был помешан на точности. Известно, что, снимая одну сцену, он сделал сто дублей.
Хотя Кубрик и проложил дорогу американским боевикам нашего времени, вписаться в Голливуд ему мешало не высокомерие – мешали мировоззренческие установки, психологические травмы и нравственная философия. Режиссер послевоенного поколения, Кубрик впитал в себя ужас перед ядерным концом. Поэтому он сумел в фильме “Доктор Стрейнджлав” дать острый портрет той эпохи. Этой картиной Кубрик исчерпал тему, но не комплексы холодной войны. Он никогда не доверял завтрашнему дню. Каждый его кадр сочится апокалиптической тревогой. Мир у него всегда накануне катастрофы.
В “Заводном апельсине” Кубрик разрабатывает тему неизбывной, ненарушимой и необходимой симметрии добра и зла. Герой “Апельсина” – мрачный итог нашей культуры, вобравший в себя все ее противоречия. Меломан-насильник, школьник-садист, убийца с безукоризненными манерами, он даже говорит на смешанном англо-русском языке тогдашних сверхдержав.
Но самое страшное в фильме – не преступления героя, а безнадежность всех попыток его исправления. Выкорчевав из его души зло, тюремные власти получили не ангела, а инвалида. Финал “Заводного апельсина” – как мораль притчи: добро не может обойтись без зла, как ткань без изнанки. Мы привыкли к тому, что добро и зло сражаются по разные стороны баррикады, но Кубрик ее убрал. Он мыслил антитезами, а трактовал их как полюса.