Через три дня после Рождества, прошедшего в США в трауре по погибшим, истерия настигла предела и народ буквально слетел с катушек – черные и латиносы начали объединяться в крупные банды, начались погромы магазинов. Полиция ничего не могла сделать – ее сотрудников начали буквально отстреливать на улицах, некоторые полицейские участки были взяты штурмом и сожжены. Пожары начались во всех крупных городах – Вашингтоне, Нью-Йорке, Чикаго, Калифорнии, Нью-Мексико и Техасе. Началась настоящая гражданская война белых и цветных. Зверства, творимые обеими сторонами, зашкаливали – казалось, что ранее цивилизованные люди вмиг превратились в дикарей. Встал весь общественный транспорт, полиция совместно с национальной гвардией покинули эти города, отступив к военным базам. Доллар во всем мире рухнул с такой скоростью, как лопается воздушный шарик. Зеленые бумажки превратились в макулатуру, американские ценные бумаги на биржах превратились в ничто – от них бы и рады были избавиться, но никто не давал за них и мелкой монеты. Средний класс населения тоже бежал из каменных джунглей в пригороды, создавая там отряды самообороны и перегораживая въезды барикадами. Хаос царил на улицах городов, то там то тут раздавались выстрелы. Мэр Лос-Анджелеса во избежание прецедентов обратился за помощью к военным с ближайших военных баз и добился патрулирования военными улиц города. К подобным мерам стали прибегать и другие города. Почти вся Америка, за исключением Вашингтона и Нью-Йорка вскоре контролировалась военными. Был назначен исполняющим обязанности министра обороны командующий Тихоокеанского флота США адмирал Томас Хэйуорд, объявивший полную боевую готовность всех вооруженных сил. После этого приказа подобные меры принял и Советский Союз.
Я вместе со своими "мамочками" прибыл в Москву, сев за составление многочисленных отчетов о проделанной нами работе. Пришлось подробно описывать каждый сделанный шаг, проанализировать все свои действия. Все Рапорты пришлось писать от руки, за несколько часов писанины пальцы буквально онемели. Затем нас еще раз опросили, сравнивая наши показания. Только через день я попал домой и обнял свою маму. К нам вечером зашел Брежнев, желающий лично услышать историю наших похождений.
– Ты один смог сделать то, что не смогла бы и целая дивизия. Владислав, ты своими действиями вверг Америку в пучину хаоса, такой реакции на действия всего четырех самолетов мы и не могли предполагать. – Брежнев после моего рассказа задумчиво покачал головой. – Ты страшный человек, Владислав!