Мысль о том, что она могла бы с Фардином вместе поехать отдыхать, ходить по ресторанам без заданий Центра, ее или его, заставила взгрустнуть. Что их ждет в будущем? Может, когда-нибудь они уедут вместе в Россию? Зная суровые нравы своей службы, она сомневалась, что российские спецслужбы обойдутся с ней мягче. Начнутся проверки… А вдруг не поверят, вдруг посадят или казнят?
Фардин помнил прежние времена в Советском Союзе, он тоже не знал нынешние порядки и, кажется, сам опасался возвращаться, хотя вроде бы ностальгировал.
Она редко когда могла прочитать его, удивляясь, как беспечна была с ним прежде и не замечала очевидного. Фардин представлялся ей таким, каким она хотела его видеть, как податливый пластик для лепки. Причем этот пластик довольно быстро застывает и превращается буквально в камень. Вот и Симин слепила воображаемого Фардина при их первой встрече, и он застыл так, не меняясь, хотя сигналы были, но художница их проигнорировала. Из-за увлеченности им. А ведь потому ее и тянуло к Фардину — ведь родственные же души.
Яглом беседовал по телефону, не догадываясь, что еще вчера его телефон снабдили жучком. Разговоры израильтянина слушали и знали, что только завтра он встретится с неким «заместителем». Договаривался он не с ним лично, а с его помощником. Ни слова не произнес о документах, которые согласно предположениям Фардина Яглом мог привезти. Ну по телефону подобное и не обсуждается.
Симин подмывало познакомиться с Ягломом. Подсыпать ему яд, который обладает отсроченным сроком действия и практически не оставляет следов — обнаружить их после вскрытия, да еще если прошло время, невозможно.
Но во-первых, и в самых главных, он не станет общаться с незнакомкой, да еще и в мусульманской стране, хоть Турция и позиционирует себя светским государством. Во-вторых, даже согласись он пообщаться, опытный человек не оставит свой стакан с водой или соком без присмотра. В-третьих, войти с ним в прямой контакт — засветиться, что категорически запрещено инструкцией. В отеле везде камеры видеонаблюдения. А заселялась она под своей реальной фамилией. И наконец, яда у нее с собой нет.
Она нечасто ездила под своими реальными установочными данными. Во всяком случае, при покупке билетов почти всегда использовались другие данные. В гостиницу прописываться под другим именем рискованно — ее могли разыскивать покупатели картин, галеристы. А вот по каким билетам она прилетала и улетала, никто не проверял. И выходило, что художница просто-таки телепортируется из одной страны в другую. Она оставалась исключительно в творческом пространстве.