Начальство действительно любило его — и батальонное, и дивизионное — и за умение, и за удачливость. Потому что всегда приятнее посылать на дело человека, у которого все получается и который всегда возвращается. Его считали везучим, называли «заколдованным Женькой», а он объяснял все очень просто: «А я про н е е никогда не думаю, и о н а тоже ко мне без всякого интереса». В волховских болотах был случай, когда о н а, то есть костлявая, все-таки погрозила Жене всерьез — большой осколок снаряда нацелился тогда прямо в сердце везучего лейтенанта. Смерть была бы неминуема, если бы на пути осколка не оказался орден Красной Звезды, только что полученный взводным. Орден превратился в этакую сильно распустившуюся пятилепестковую белую лилию, а Женя остался жив. Ему потом предлагали заменить орден на новый, а этот сдать в музей. Но он отказался: «Друзей не обменивают».
— Значит, скоро заканчиваете проверку? — спросил Густов, когда разговор о взрыве и минах сам собой исчерпался.
— Денек-другой — и мы в Гроссдорфе! Так что приготовьте для нас недельку отдыха, товарищ капитан, — ладно?
— Поговорю с комбатом.
— По закону положено, товарищ капитан, — сказал Женя чуть требовательно. — Когда другие отдыхали — мы работали.
— Все верно…
— А теперь прошу дорогих гостей к столу! — провозгласил Иванов — Бывшая Борода, поднимаясь на крыльцо господского дома.
В комнате ротного стоял внушительного вида отпотевший кувшин в окружении глиняных пивных кружек с какими-то рельефными сюжетами на боках. Женя в предвкушении доброго немецкого напитка начал потирать руки, Иванов потер непривычно голый подбородок.
— Прошу приготовить кружки! — возвестил хозяин и взялся обеими руками за кувшин.
Женя и Густов подставили кружки, приподняв пальцами островерхие оловянные крышечки — этакие миниатюрные шапки Мономаха.
Из кувшина в них полилось… молоко.
Все рассмеялись, но холодное молоко выпили с удовольствием. Женя пил не отрываясь, по-гусарски, все запрокидывая и запрокидывая голову. Глаза его и щурились, и улыбались.
— Красота — жизнь! — не то сказал, не то пропел он, оторвавшись от кружки.
И сразу вспомнил о своих разведчиках:
— А можно мне моих ребят привести молочка попить?
— Веди! — разрешил ротный. — У нас на всех хватит.
Женя почти бегом вылетел из дома, на ходу собирая под пилотку свои неукладистые, несколько длинноватые для строевого командира волосы. Во дворе он успел поприветствовать лабутенковскую немку: «Салют, майне либе фрау!» — но та ничего не ответила. «Ну и не надо! — ничуть не обиделся Женя. — Все равно наши русские — лучше!»