Сразу за леском обозначилась огоньками и поманила к себе знакомая деревня. Фрау Гертруда поправила на руке корзиночку. Там глуховато булькнула бутылка вина, стоявшая в подвале с тех времен, когда в доме был мужчина. Еще там, в корзинке, лежала, создавая приятную тяжесть, кой-какая провизия «от русских»… Пусть Фердинанд хорошенько поест, выпьет вина, и тогда она скажет ему: «Пойдем домой!»
Целый день, хлопоча на кухне, она обдумывала, как им с Фердинандом быть дальше, и вот решила, что ничего другого не придумаешь. Раз уж все равно неизвестно, сколько времени отведено им провести вместе, так уж лучше провести это время в своем доме, в родных стенах, а не в чужом затхлом подвале, напоминающем о войне. В Гроссдорфе хотя и много русских, но зато все спокойно. И пока что никого из оставшихся в городе немцев русские не расстреляли, не арестовали. Похоже, что они и не собираются ни за кем охотиться. К самой Гертруде только один раз пришел в дом русский солдат, да и то затем, чтобы позвать кухарничать. Племянница Кристина пряталась, пряталась на чердаке, а теперь ее уже и не загонишь туда. «Зачем мне прятаться, если меня никто не ищет!» — сказал она с обидой.
Конечно, Кристина и Фердинанд — это совсем разное. Кристину если и найдут, так в Сибирь не отправят, самое большее — уложат в постель, а Фердинанда могут, конечно, забрать и отправить…
«Господи, если бы можно было сделать так, чтобы все люди забыли о прошлом и не вспоминали о нем!» — взмолилась фрау Гертруда.
Но она понимала, что это невозможно.
Она и сама не могла забыть. Вот только подумала об этом прошлом, и сразу возникла черная надпись на их калитке: «Здесь живет красная собака». Они вдвоем с Фердинандом соскабливали эту надпись, потом перекрашивали калитку, но через несколько дней надпись появилась снова. Никаким красным Фердинанд, конечно, не был, он просто хотел остаться «честным социалистом», да не так-то это было просто. Нацисты упорно переманивали к себе всех социалистов, созвали специальное собрание, на котором уговаривали и угрожали. Тогда-то Фердинанд и выступил. Он сказал, что социалистическая партия существует в Германии многие годы, что она старше НСДАП и что он не собирается изменять ей… На второй день ему и намалевали эту «красную собаку». И люди перестали заказывать Фердинанду обувь, хотя он считался лучшим в Гроссдорфе сапожником. Даже ремонтировать обувь не приносили: одни — чтобы наказать за строптивость, другие — из страха перед первыми… Фердинанд тогда начал ловить и продавать рыбу — у него были на озере за автострадой лодка и сеть. Рано утром он садился на велосипед, ехал на озеро, а к обеду возвращался с уловом. Но однажды он приехал к своей лодке и увидел, что у нее прорублено дно, а развешанная для просушки сеть вся изрезана. Он понял, чьих рук это дело, и обратился в местное отделение нацистской партии. Его там встретили такими словами: «Ну что, Фердинанд, ты видишь теперь, что твоя партия — дерьмо!» И стали убеждать его, что это сделал один из его товарищей-социалистов… И много еще чего было, прежде чем Фердинанд сдался и вступил наконец в НСДАП. «Все лучшие немцы города состоят в партии фюрера!», «Если ты настоящий немец, ты должен состоять в партии фюрера!»…