— Я понимаю, герр капитан! Но я же вам говорила…
— Все, что вы говорили, я слышал, а теперь вы дослушайте меня до конца и хорошенько поймите…
И капитан еще раз повторил свой совет. Затем похвалил кофе, распрощался в ушел в штаб дивизии, который размещался в бывшей гимназии.
Вскоре после ухода капитана Александрова Полонский включил свой радиоприемник, работавший на сухих батареях, и попал на московский праздник победителей. Вернее сказать, это был уже не сам праздник, а журналистский отчет о нем, однако выступление Сталина на приеме командующих давалось в записи на пленку. Полонский услышал этот далекий глуховатый голос в очень знакомым, ставшим даже каким-то родным грузинским акцентом и закричал на весь дом:
— Ребята, Сталин говорит!
В его комнату тихонько — комбат так просто на цыпочках — стали входить офицеры.
А Сталин неторопливо продолжал:
«Я поднимаю тост за здоровье русского народа не только потому, что он — руководящий народ, но и потому, что у него имеется ясный ум, стойкий характер и терпение.
У вашего правительства было немало ошибок, были у нас моменты отчаянного положения в 1941—1942 годах… Иной народ мог бы сказать правительству: вы не оправдали наших ожиданий, уходите прочь, мы поставим другое правительство… Но русский народ не пошел на это, ибо он верил в правильность политики своего правительства и пошел на жертвы, чтобы обеспечить разгром Германии. И это доверие русского народа Советскому правительству оказалось той решающей силой, которая обеспечила историческую победу над врагом человечества — над фашизмом.
Спасибо ему, русскому народу, за это доверие!
За здоровье русского народа!»
Весь этот неожиданный тост саперы выслушали стоя, как будто сами тоже находились за праздничным столом в Кремле и держали в руках хрустальные бокалы. Радостно, с гордым удивлением переглядывались, понимая, что все сказанное относится и к ним, а тут уже не имело большого значения то, где ты в это время находишься. Лица у всех стали какими-то просветленными.
— Вот это по-сталински! — высказался наконец комбат. — И коротко, и ясно.
— Какой сегодня праздник в России! — проговорил Вербовой.
— Надо бы и нам отметить, товарищ майор, — подсказал комбату начальник штаба, его всегдашняя правая рука.
— Не возражаю, — санкционировал Теленков. — Где наш Роненсон?
— Я тоже здесь, товарищ майор, и я вас понял. Но мне потребуется мотоцикл.
— Бери!
Роненсон отправился в тылы дивизии, к «начвсейводки» старшине Ба́ку.
И весь этот вечер у саперов было шумно, хотя не всегда весело. Под конец они затянули свою любимую — она у них лучше всего получалась — песню о русском раненом. Как лежал он под ракитою зеленой и у него «кровь лилась из свежей раны на истоптанный песок». И как появился там черный ворон, которому было сказано: