— Ты просто циник, Полонский!
— Отчасти да, — согласился без обиды Полонский. — Но я зато реалист.
— Смотря что считать реализмом.
— Реальное — это материальное, непридуманное, естественное, все остальное — идеализм. Человек, который противится естеству, — глупец. Даже мудрецы, даже философы проповедовали чаще всего жизнь полнокровную. Все человеческое не чуждо было и мудрецам…
Что-то Полонский говорил в шутку, что-то в полушутку. Начав этот разговор с единственной целью отвлечь друга от неприятных мыслей и хоть немного развеселить его, Полонский незаметно для себя увлекся и стал высказывать свои, так сказать, основополагающие взгляды. Вспомнил художников эпохи Возрождения, которые не только хорошо изображали красивое женское тело, но уделяли ему и всяческое иное внимание. А великий Пушкин?
— До женитьбы, — слабо возразил на это Густов.
— До женитьбы, конечно, лучше — это я согласен, — немедленно подхватил Полонский. — Женщины — собственницы и, в общем-то, идеалистки. Ревнивы.
— А ты не знаешь ревности?
— У меня как-то так получается, что ревнуют меня.
— Ты еще и хвастун!
— Трохи е́, как сказал бы Василь…
Сколько-то времени они шли молча. Глубокая тишина отсчитывала их шаги, как своеобразные единицы медленно текущего времени. Никаких других звуков не было слышно. И всегда-то не шумный, по ночам Гроссдорф словно бы переставал дышать, хотя за стенами домов, за металлически тусклыми стеклами окон жили, дышали, таились и надеялись живые люди. Пока что они представляли собой население без государства и, вероятно, потому жили особенно тихо и глухо, в постоянном ожидании новых перемен, новых указаний, нового дня… Некоторые, возможно, настроились на какой-нибудь сто тринадцатый день, раз ничего не принес тринадцатый, но большинство жаждало теперь лишь порядка, нормальной жизни с обеспеченным на каждый день хлебом. Женщины ждали еще вестей от своих мужчин, так удачно воевавших в течение многих лет, так много завоевавших в свое время и вдруг затерявшихся неизвестно где. Живы они или погибли в последних отчаянных боях в сердце фатерланда? Или попали к американцам и англичанам?..
Когда проходили мимо домика фрау Гертруды, Густов сказал:
— Надо бы зайти к ней когда-нибудь.
— Давай прямо сейчас! — предложил Полонский.
— Сейчас ночь. Напугаем.
— Верно. Они еще пугливые.
Встретился патруль.
— Поздновато гуляете, саперы, — заметил начальник патруля, знакомый обоим офицер-связист.
— Вызывали, — ответил ему Полонский.
— По вашей части? — заинтересовался любопытный связист.
— И по вашей тоже. Завтра узнаешь!