Густов рассказывал:
— Живем в бывшем военном городке эсэсовской дивизии, неизвестно где сгинувшей. Отличные казармы, офицерские дома. У каждого из нас комнатка… конечно, не такая, как в Гроссдорфе, но с мебелью и печкой. Есть запас угольно-торфяных брикетов. Есть баня с ванными комнатами и душевыми кабинами.
— Вот буржуи! — не удержался Полонский.
— Мы можем принять тебя обратно в свою боевую семью, — предложил Густов.
— Нет, Коленька, не заманишь, ты уж не обижайся.
— А то гляди. Комбат у нас и там знакомый — майор Теленков, заместитель — капитан Густов.
— Это хорошо, что вы будете вместе, — серьезно заметил Вербовой. — Я, как вы знаете, не очень-то ладил со Степаном Афанасьевичем, но если с ним ладить, жить можно.
— Разве вы не ладили? — удивился Густов.
— Не будем вспоминать старое, это все уже в прошлом… Кстати, на прощанье я просил вашего начподива и комбата, чтобы они устроили тебе отпуск на родину. Оба дали мне слово.
— Неужели?
— Так точно, Николай Васильевич. И ты можешь смело напомнить комбату.
— Ну, Петр Прохорович!..
И Густов умолк, не зная, что сказать бывшему замполиту, и опасаясь слишком сильно радоваться.
— Замполит к вам тоже назначен? — спросил Вербовой.
— Назначен, и тоже наш, славгородский.
— Кто же?
— Ни за что не отгадаете. Старший лейтенант Тихомолов из дивизионной газеты!
— Да он что, рехнулся? — откровенно ахнул Полонский. — Талантливый же человек, журналист! Ну, брат, удивил…
— Дмитрий Александрович, — обиженно проговорил после этого Вербовой, — вы напрасно думаете, что все политработники такие же бесталанные, как я. И вообще непонятно, почему талантливый человек не может пойти в батальон?
— Ты меня прости, — извинился Полонский перед Вербовым. — Но Тихомолов — писатель почти готовый! Что ему там делать?
— Его не очень-то спрашивали, — пояснил тут Густов, — так же, как и меня, грешного. Ну, а теперь он какую-то успокоительную теорию придумал. Насчет учебы у жизни. Вспоминает Горького. Говорит, что всю войну писал про солдат, а общей с ними жизнью почти что не жил, языком народным не овладел. В общем, по вечерам он сидит в ротах, а по ночам что-то тайком пописывает.
— Передай ему привет, — посерьезнел Полонский, — и не передавай того, что я тут о нем говорил. Может быть, и такой путь существует… Особенно если человек проповедует женоненавистничество…
— Ну, в общем, так! — остановил все разговоры майор Медведкин. — Вижу, что настало время вмешаться старшему по званию. Прошу к столу!
Он уже застелил к этому времени плащ-палаткой и газетами Вербового часть нар на своей стороне, по-хозяйски разложил там всю оказавшуюся в наличии закуску и даже достал из своего чемодана хрустальные рюмки, припасенные, как видно, для послевоенной жизни.