Когда он возвращался обратно, к Зое, в душе у него вдруг возникло какое-то странное беспокойство, похожее на детское ожидание праздника. Возникла нетерпеливость, торопившая, подгонявшая его, и в то же время надо было сдерживать себя: уже не ребенок! И надо было придумать, что сказать Зое, когда снова увидит ее. Решил: попросит поставить ту пластинку, которую слышал под этим окном однажды ночью — после беседы с членом Военного совета.
Когда он вошел, Зоя поставила как раз ту самую пластинку.
— Как вы догадались? — удивился он.
— Больше мне нечем вас угощать, — просто ответила Зоя.
Но для него теперь все здесь было не простым, все было преисполнено внутреннего значения и особого тонкого смысла, а больше всего — сама Зоя, которую он впервые увидел и разглядел сегодня, а на самом деле как будто знал ее хорошо и давно — настолько хорошо, что даже приоткрыл перед нею самую тайную свою тайну.
— Что-то у вас там случилось? — спросила Зоя, посмотрев ему в глаза.
— Нет, ничего, просто не дозвонился.
— Тогда потанцуем? — предложила Зоя.
— Пожалуйста… То есть — я прошу вас…
Но танцевать вдвоем в пустой комнате оказалось как-то неловко — это было все равно что долго стоять обнявшись. И хорошо, и томительно. И хотелось бы продлить, и стыдновато… И самое удивительное — удивительность этого Густов поймет лишь впоследствии, — он здесь больше ни разу не вспомнил Элиду. Раньше она успевала остановить его еще до того, как он остановится перед какой-нибудь девушкой…
Пластинка еще не кончилась, когда он предложил посидеть. Это было неразумно, это означало лишить себя очень счастливых минут, но он теперь не мог быть во всем разумным. Что-то в его внутреннем мире вдруг резко и восторженно сдвинулось, что-то уже несло его над землей — и некогда было раздумывать, взвешивать, анализировать. Все проносилось быстро и безоглядно. Он еще не вполне понимал, что такое с ним сделалось, но чувствовал, что делается хорошее, радостное. И это не зависело от того, будут ли они продолжать танцевать или сядут к окну.
— Вам не понравилось? — спросила Зоя, останавливая патефон.
— Наоборот, — сказал он.
Они сели на диван.
Зоя смотрела на него с удивлением и ожиданием: что он скажет дальше?
— Вы на меня не сердитесь, не обижайтесь, — заговорил он, немного помолчав. — Я и сам не понимаю, что со мной такое… и я сейчас уеду… Но вы позволите приехать к вам завтра?
Зоя пожала плечами.
— Конечно, приезжайте… если захотите.
Она старалась выглядеть спокойной и говорить спокойным голосом, но тоже замечала, что это почему-то не получается. И причиной всему был этот неожиданный человек. Его заразительное волнение передавалось и ей, и она уже начинала догадываться, что это такое. Она еще не могла вполне поверить, что это возникает так быстро, чуть ли не в одно мгновение, и не понимала, почему же он так спешит уйти, если ему действительно хорошо здесь.