— Счастливого пути, — бросила она и ушла в агентство.
Беспокойно топчась на месте, едва сдерживая плач, Франтишка распрощалась с нами и села в машину. И как только рыцарь захлопнул за ней дверь, я поняла, что мы больше никогда не увидимся. Что больше никто не будет танцевать по кухне, готовя обед, не будет болтать без умолку о всякой чепухе и напевать под нос смутно знакомые мелодии. Глаза защипало.
Я запрокинула голову: слепящее голубое небо было пустым и холодным. Меня пробил озноб, и ещё долго я не могла унять эту дрожь ни теплом дома, ни горячим чаем. Кир принёс мне плед, коснулся лба и вздохнул.
— Похоже, это нервное.
— Переживаешь за Фани? — спросил Петер. — К чему? Она наконец получила то, о чём мечтала. За неё нужно радоваться.
— Знаю. Но без неё здесь всё будет по-другому. Вот мне и тревожно, наверное.
— Это ничего, — утешил Кир. — Свыкнешься, и тревога уйдёт.
Но сам он, казалось, тоже был чем-то встревожен.
Мария притихла на втором этаже, и мы сидели на кухне безмолвно, замерев в ожидании нового года, в почти равнодушном, стылом ожидании неизбежного. Точно всё волшебство праздника Франтишка забрала с собой. Точно ни радости, ни предвкушения не было с самого начала. Я прислушивалась к тиканью секундной стрелки, настойчивому, резкому, съедающему остаток декабря крошка за крошкой, и чувствовала, как ширится во мне гулкая, промозглая мгла.
— Нам не пора заняться ужином? — вспомнил вдруг Петер. Я опомнилась. Мы просидели в тишине больше часа, и никто не заикнулся даже о кофе.
Втроём мы сходили в ближайший магазин и втроём взялись за готовку. Это нас приободрило. Кир руководил, и, хотя он не переставая ворчал о том, как не любит готовить, и ругался, если я или Петер не справлялись с простейшим, на его взгляд, заданием, мне было весело. Общее дело, пусть и такое незатейливое, развеяло закравшуюся в мою душу тревогу. Как мало порой нужно человеку, чтобы успокоиться.
Вечер наступил незаметно. От света фонарей и огоньков на улице было светло, как днём, и под окнами то и дело раздавался галдёж и смех гуляющих — так бывало всегда в центре Тьярны, но теперь её центр словно бы расширился, поглотив город целиком. Атмосфера вечного выходного и шум никогда не спящего города, ворвавшиеся в наш мирный район, напомнили мне о Юлиане. Дома ли он сейчас? Отмечает ли Новое рождество в одиночестве? Поймав себя на этих мыслях, я устыдилась и поспешила их отогнать.
Когда с ужином было закончено, Кир ненадолго вышел и вернулся, пряча что-то за спиной. Он неловко потоптался у двери и прокашлялся.