Чудовищный вепрь издал трубный глас – довольство, переходящее в угрозу.
Он наконец заметил распавшиеся ряды воинства и светящегося золотым ореолом Корнея.
Одним движением Песочный человек разодрал пополам мужчину и разбросал кровоточащие куски. Кольца кишок повисли на омерзительном кресле.
Белая туша сидела под остановившимся метрономом, под пухлой и гадкой Луной – клещом, присосавшимся к небу. Кровь заливала площадку, струилась по ступенькам. Трон скрипел зубами.
Кто-то (второй бог-шахматист?) подсказывал Корнею: эта гротескная морда кабана – не истинное обличье Лунного Дитяти. Таким – для устрашения – он предстает перед паствой.
Глаза-луны вгрызлись в голову.
Корней пошел мимо падающих ракшасов. Столб золотого огня взметался над ним выше и выше. Химера заклекотала. Корней ощутил волны, источаемые чудовищем.
Страх.
Оно боялось той силы, что бурлила в маленьком человечке.
Сила требовала выпустить себя наружу.
Теперь ракшасы смотрели на Корнея, приближающегося к лестнице.
Расстояние между ним и монстром неумолимо сокращалось. А Песочный человек словно скукоживался, уменьшался. Изогнутый клюв щелкал исполинскими ножницами. Передние лапы громыхали кулаками по плитке.
Корней шагнул на лестницу.
Адская боль пронзила его правую руку от плечевого сустава до кончиков пальцев. Свет замельтешил и медленно погас, втянувшись в кожу. Кровь хлестала из рваной дыры чуть выше локтя. Корней потрогал обожженные края раны. Обернулся – равнину словно завесили красной пленкой.
Совсем рядом, у подножия лестницы, вспыхнуло. Волосы обдало сквозняком. Пуля чиркнула в миллиметре от черепа, срезав часть уха и опалив скальп. Корней вскрикнул, зажимая ладонью разорванный хрящ.
Он ощупывал паническим взглядом толпу.
Позади ликующе взревела химера.
Третья пуля впилась в живот.
6.7
Ночная Летна казалась полотном пуантилиста, собранным из мельчайших точек людских голов. Филип не думал об опасности, он бежал по тропинке, окаймленной павшими сомнамбулами. Те, что стояли на ногах, были слишком заняты.
Он видел Корнея, поднимающегося по ступеням, и тварь, распростершуюся над импровизированной сценой. Не то обезьяну, не то птицу, не то свинью. Воздух гудел, вибрации отдавались в пятки. Рокот стоял над Прагой, будто сами звезды рычали.
Тварь запрокинула морду к небесам и щелкала уродливым клювом. Свет Луны был нестерпимо ярок, а свет, клубящийся вокруг Корнея, угасал с каждым выстрелом.
Филип стиснул топорище.
Фантасмагорическая тень накрыла пошатнувшегося Корнея.
«Держись, мальчик!»
Филип врезался в толпу, расталкивая собой оцепеневших сомнамбул. Стреляли отсюда, точно отсюда, из-под дерева. Треснул третий выстрел. Он пошел на звук. Различил синее пятно, выделяющееся среди пижамной массы. Капитанский китель. Радек Адамов.