Задние ряды начали поворачиваться. Их лица были масками серебряного мерцания.
Корней подумал о мире, погруженном в пучину снов. Красивом и уродливом, разном. О том, что могло безвозвратно исчезнуть.
Музеи, книги, оратории, симфонии, кинематограф, комиксы, панды в зоопарках, поэзия, видеоклипы, телевидение, Бах и Босх.
Свет омыл стеклянные глаза марионеток, сузил зрачки. Люди безмолвно осели на траву. Толпа шевельнулась, и в ней образовалась прямая трещина.
Образы хлопали петардами в сознании Корнея. Он зашагал по коридору, мысленно перебирая…
…Спагетти, адронный коллайдер, социальные сети, 3D-очки, кофе по утрам, мороженое в рожках, раздражающая реклама, левые и правые, модернисты и консерваторы…
Было множество вещей, от которых стоило избавиться, но и ради них он шел по ущелью. Огонь перебросился на предплечья, на плечи и испепелил страх. Душа запела огненную песню.
Ракшасы переключили внимание на Корнея. Свет скользил по белым чумазым лицам. Ракшасы падали, как костяшки домино, толкая друг друга. Тела стелились справа и слева.
Корней думал о пастеризованном молоке, пробках, Леди Гаге, Уолте Диснее, Квентине Тарантино, порносайтах и рыбалке.
По сторонам от него один за другим отключались ракшасы. Власть над ними пьянила Корнея – или того, кто в нем поселился и вел его сквозь опадающую толпу.
Он подумал о Моисее и расступающемся море.
А потом любые мысли вышибло из разума.
Корней увидел Лунное Дитя.
Оно было огромным. И не имело ничего общего со старыми сказками.
Пятиметровый зверь восседал на груде спрессованных и перекрученных людей. Не меньше полусотни лунатиков понадобилось, чтобы смастерить трон, и многие из них были еще живы. Трон стонал и сопел, выпученные глаза мучеников были преисполнены благодати. Их кости раздробили, чтобы соорудить подлокотники для могучих лап.
Задние конечности чудовища упирались в подставки из коленопреклоненных женщин.
От гнева пламя, охватившее Корнея, заискрилось.
Туловище Песочного человека напоминало туловище гориллы. Длинные передние конечности и короткие задние, выпяченная массивная грудь. На этом сходство заканчивалось. Плоть была гладкой и осклизлой, как шляпка гриба. Покатые плечи венчала громадная голова, отдаленно похожая на кабанью. Близко посаженные глазки сияли лунами. Кривые бивни торчали вверх, но вместо пятачка Песочный человек имел клюв, и этим загнутым двухметровым клювом он терзал удерживаемую в пальцах жертву. Расковыряв грудную клетку, выщипывал мясо. Серебристый луч бил из раны умирающего лунатика в небо.
Потрясенный Корней догадался, что так, вынимая из своих рабов свет, тварь кормит детенышей. Он подумал о старой тибетской традиции – небесном погребении, когда мертвецов измельчают, смешивают с ячменной мукой и отдают на съедение гималайским белоголовым грифам – визжащей своре «небесных танцоров».