Зина спросила так, потому как вспомнила свой мир и европейских женщин, которые предпочитали не краситься принципиально — чтобы мужчины в них не видели сексуальный объект.
— Пффф! — фыркнула в ответ собеседница. — Женщина прихорашивается не ради мужчины, а ради себя. И знаешь, Эжени, я горда и рада, что смогла дать работу нескольким девушкам благодаря своему салону, ведь работа в сфере красоты — одна из немногих, позволенных для женщин.
Словом, к тому моменту, как пришёл нотариус, чтобы заверить договор, девушки были уже едва ли не лучшими подругами. Зина радовалась, что в этом мире нашлась хоть одна нормальная девушка, с которой можно было просто обо всём поговорить, не контролируя себя ежесекундно и не ожидая от неё какой-то завуалированной гадости. Мила и Дана тоже хорошие, но статус служанок не позволял им общатся с Зиной на равных, а Зина не смела настаивать, опасаясь, что такое поведение вызовет подозрение. Так что Эми для неё стала глотком свежего воздуха. Отправив с Эмилией Дану и Милу, Зина попрощалась с новой подругой, будучи в прекрасном настроении.
Увы, это была не последняя встреча на сегодня: ближе к вечеру к ней пожаловал отец. Разумеется, речь идёт о бароне Адаме Проскуро — отце Эжении. Когда Карл доложил Зине, что её желает видеть батюшка, та даже не поняла, о ком речь. Почему-то представила себе священника в рясе и с пузиком. Ну, что сказать? Насчёт пузика Зина угадала: мужчина, называвшийся её отцом в этом мире, носил солидный животик. При этом роста он был невысого — на полголовы ниже самой Эжении, а черты лица его вовсе не выглядели привлекательными. Зина даже усомнилась, что Эжения — действительно его дочь. А уж когда мужчина открыл рот, эти сомнения окрепли.
— Неблагодарная! — заорал папаша, едва Карл оставил их одних с дочерью. — Я тебя растил, денег не жалел, а ты что? Не смогла окрутить какого-то герцога! Почему я узнаю, что он вскоре женится — и вовсе не на тебе, а?
Зина смотрела на этого так называемого «отца» — и едва сдерживалась, чтобы не выставить его вон. Тяжело с таким папочкой пришлось Эжении. Переждав поток ругани, Зина спокойно спросила:
— Это всё?
— Что? — моргнул мужчина, очевидно, не ожидавшей такой реакции.
— Я спрашиваю, вы всё сказали, или еще что-то осталось? — повторила Зина, стараясь говорить медленно и членораздельно, словно с ущербным умом. Отец начал медленно багроветь.
— Да как ты смеешь! Моя плоть и кровь! Ты поговори у меня! — вид грозящего кулачками раскрасневшегося коротышки не вызывал у Зины ничего, кроме смеха, который она отчаянно старалась сдержать. Своего «отца» Зина не боялась: в доме несколько мужчин, так что, при одном её слове, того выведут под белые руки. К тому же, Зина — графиня, пусть и по мужу, так что её статус выше отцовского.