Восьмая жизнь Сильвестра (Сивинских) - страница 46

Зато Цедимяна будто наканифолили. Похоже, он решил смешать с грязью все книги Александра Атаманова. Критик строчил злопыхательские пасквили ежедневно, публиковал на различных сайтах, и что самое противное, собирал множество восторженных отзывов, лайков и репостов! Верочка и не подозревала, что у неё столько недоброжелателей. Вслед за Цедимяном потянулись и другие. Даже Гоша Беркутов, казалось бы, сам настрадавшийся от критики, прошёлся в блоге по «Валькириям Дикой Степи», как Атилла по Европе. И вообразите, запись была не под замком! Подлец кудрявый.

А братец Вова, будто нарочно, уехал в командировку, и пожаловаться на жестокость мира было совершенно некому.

Под занавес кошмарной недели нервы у Верочки сдали окончательно. Чтобы не наделать совсем уж жутких глупостей, она съела две таблетки фаназепама, запила бутылкой каберне и уселась перед телевизором. Ткнула в пульт наугад. Включился канал «Культура», какой-то балет. Под грозный рокот барабанов, глядя на женственных танцоров, увивающихся вокруг розовой колонны, которая даже у психологов, специализирующихся на слабоумных детях, не вызвала бы двояких толкований, Верочка и заснула.

Ей приснилось, что она, лёгкая и изящная, голышом танцует в гигантской раскрытой раковине. Перед ней – зрительный зал. Зал пуст, занято лишь два места в первом ряду. В одном кресле сидит мерзостный карлик с карикатурным «кавказским» носом, в другом – Гоша Беркутов. Кресла расположены на концах доски, опёртой посредине на толстое бревно – будто детские качели. Карлик строчит что-то в пухлый блокнот, а Гоша весь подался вперёд. Он любуется танцем. И, разумеется, танцовщицей. Верочка делает последний пируэт, восхищённый Беркутов вскакивает и рукоплещет. Карлик, обиженно вереща, валится на пол, но его слабый голосок теряется за звуком аплодисментов.

Аплодисменты, правда, звучали как-то диковинно. Словно щелчки компьютерной клавиатуры.

От изумления Верочка пробудилась.

* * *

Она сидела за стареньким компом, который не включала уже, наверное, года три. Её пальцы со страшной скоростью колотили по клавиатуре, порождая тот самый дробный стук из сна. По инерции Верочка отбила ещё несколько знаков и остановилась. Вчиталась в написанное. Кровь прилила к лицу, уши запылали. Текст оказался бесцеремонной до бесстыдства и язвительной до оскорбления критической статьёй на сборник рассказов пожилого писателя, который, собственно, порекомендовал Верочкину дебютную повесть в издательство. Она торопливо проскроллила текст в начало.

Автором значился Лео Цедимян.