— Да, говорили мы в один голос, Коменский не смог подняться до настоящей науки, не смог возвысится до марксистско-ленинского мышления и не смог порвать с протестантско-реформистским учением. И поэтому ясно, почему он не мог с научной последовательностью решить не только все основные вопросы мировоззрения, но и многие проблемы своего педагогического учения. Несмотря на все это, все соглашались, что если отбросить ошибочные религиозные воззрения, то Коменский, несомненно, является величайшим педагогом, и между собой мы даже говорили, что если бы он изучил бы Маркса, Энгельса и Ленина, то он достиг бы еще больших вершин в познании педагогики… Словоблудие!
Мы остались одни в библиотеке.
— Что будем делать? — спросила Тамара.
Я засуетился:
— О! Я даже не успел включить диктофон…
— Не волнуйся, — ответила Тамара, — я все записала.
— Прекрасно! Тогда давай, для начала, пойдем на свежий воздух.
Выходя, я спросил вахтершу, которая продавала билеты в музей:
— Как зовут вашего директора?
— Профессора? — переспросила она.
— Да.
— Господин Давид Вихонековский…
Я повторил про себя это имя и никак не смог припомнить, где я его слышал…
Однако слышал!
— Тебе не знакомо это имя? — спросил я Тамару.
— Да, знакомо, не могу вспомнить…
— Постой! — воскликнул я, — давай, послушаем запись…
Мы присели на лавочке и перемотали запись на то место, где Ясем рассказывал про свое видение и прослушали внимательно вот что:
«На сцене появляется наиученейший, наиглавнейший и наиумнейший среди собравшихся». Почему-то Ясем знает имя — профессор Давид Вихонековский.
«Все долго и упорно аплодируют ему, когда он поднимается на кафедру. Затем тишина, и он обращается к собранию с торжественной речью».
— Стоп! — сказал я, — в грезах Ясема был наш профессор?! Его ведь также зовут… Что же это получается?