Вдруг она заметила боковым зрением, что в комнате находится кто-то еще, а именно взрослый, скорее даже пожилой мужчина с сумрачным смуглым лицом, ломаной линией темного рта и забранными в небрежный хвост черными волосами, промелированными элегантной проседью. Самым странным было то, что женщина совсем не испугалась, его присутствие в квартире в ночной час отчего-то казалось вполне естественным. Она увидела, как незнакомец неторопливо приблизился, склонился над нею. У него был азиатский разрез глаз, а сами глаза – темные, и из них струилась такая глубина, такая неразбавленная тьма, что ей стало не по себе. Женщина попробовала поднять руку, чтобы хоть как-то защититься от его тяжелого взгляда, словно пронизывающего насквозь, но безвольная рука так и осталась лежать на подлокотнике кресла. Заметив, как она дернулась, мужчина усмехнулся и почти ласково потрепал ее по щеке. От его руки исходила теплая тяжесть – захотелось прижаться головой к его мягкой ладони и, как в гамаке, раствориться в блаженном мороке. Глаза закрылись сами собой, к каждому веку будто бы привязали пудовую гирю.
– Спи. Ты это заслужила, – тихо сказал мужчина. – А когда ты проснешься, ничего не будешь помнить.
Несколько минут послушав ее успокоившееся дыхание, он накинул на плечи валявшуюся на полу черную ветровку, вернул телефонную трубку на аппарат и ушел прочь.
В электричке Савелий купил кока-колу, пакетик орешков кешью и свежий номер «Слухов и сплетен», который делали уже без него. С первой же страницы аршинными красными буквами кричало название: «Людоед арестован в Мытищах». Под фотографией безобидного старичка, поблескивающего дешевыми очками, располагалась статья о каком-то сумасшедшем ученом, который считает, что у африканских и южноамериканских племен, увлекающихся каннибализмом, крепче иммунитет, и не исключено, что наши предки были каннибалами, а этические и культурные нормы в конце концов приведут к вымиранию вида homo sapiens. На той же странице находились «сенсационные» материалы о том, как пьяный пластический хирург увеличил грудь горилле, и о том, как сатанисты-стритрейсеры нарочно врезались в ларек с церковной литературой.
Савелий брезгливо поморщился, его даже затошнило от отвращения, и только переслащенная кока-кола немного угомонила желудок. Коллег по желтой прессе он ненавидел. И это была не истовая неприязнь фанатика, а скорее снисходительное презрение настоящего профессионала к дилетантам, которые почему-то всегда срывают куш. Увольнение до сих пор не укладывалось в его голове. Он-то чувствовал себя победителем, почти докопавшимся до настоящей тайны, до великого скандала, который рано или поздно приведет его минимум к Пулитцеровской премии. А Жанна Колос не поняла, не приняла, не оценила – ей были ближе дутые сенсации о сатанистах, онанистах, фашистах и тому подобные «горячие» темы. Скандалы, которые не стоили и пяти копеек, потому что были придуманы предприимчивыми бездарностями, насмотревшимися голливудских боевиков.