– Идем… – пробормотала она и резко выдернула руку. – Идем… конечно идем.
– Так я увижу тебя в Братстве?
– Где-где?
Хоакин, изумленный, вскинул голову.
– В Братстве. Мы ведь договорились, разве нет?
– А… да-да, конечно.
Эмма вышла в зал, еще полный республиканцев, которые выпивали и спорили, иные весьма горячо. Пара направилась к выходу, Антонио придержал перед Эммой дверь. Почему тот молодой краснобай привел меня в такое смятение, думала она, вместе с Антонио проскальзывая на улицу.
Отношения между Эммой и Антонио расстроились с того дня, как она познакомилась с Хоакином Тручеро. Вечером после собрания они гуляли по Параллели, как делали уже пару месяцев, и каменщик был хмурым, задумчивым, погруженным в себя. Эмма старалась понять почему. Возможно, молодой республиканский активист, пока проповедовал, прикоснулся к ней столько раз, сколько Антонио не удалось за все время их встреч. Он, должно быть, ревновал или, во всяком случае, был расстроен, угнетен, сравнивая себя, застенчивого и неуклюжего, с напористым, галантным соперником. Девушка решила не обращать внимания. Это у него пройдет. И ведь они еще не обручились, что бы там ни думала Дора, которая полагала, будто после трех встреч подряд отношения уже настолько крепкие, что пару можно считать женихом и невестой.
Однако все стало серьезнее, когда Эмма пришла в здание Республиканского Братства. Хоакин показывал ей здание с гордостью человека, причастного к его устройству, и, в отличие от других мест собраний республиканцев, какими они располагали в городе, тесных, состоящих из одной темной и душной комнаты или имеющих иное назначение, как таверна, где они познакомились, это пространство было огромным. Братство насчитывало более полутора тысяч членов, и в резиденции было все: бар и зал собраний, потребительский кооператив, школа, юридическая консультация, медицинский и хирургический кабинеты и другие службы, облегчавшие жизнь партийцам.
– А сейчас мы строим Народный дом, – похвастался молодой человек. – Еще больше этого!
Они шли целой процессией: Хоакин, на этот раз хорошо одетый и вычистивший свои дорогие ботинки, Эмма, другие молодые люди, погруженные в политику, – Леррус окружал себя юными радикалами, для которых был идолом и которые действовали в тени великого человека, – а позади всех тащился Антонио. Эмму снова смутило внимание Хоакина, хотя на этот раз он старался, чтобы Антонио ничего не замечал. Но это было невозможно, ибо все остальные увлеченно следили за ухаживаниями, как будто Эмма уже принадлежала молодому лидеру. Партийцы решили, что первым поручением для нее будет давать уроки чтения и письма работницам, которые приходили в центр, и предложили ей это, когда показывали аудиторию.