– Так я ничего не выгадаю, – ныл старик. – А я ведь их кормил.
– Эти для меня, – напомнила Эмма. – С какой стати ты на мне будешь выгадывать.
– Если на тебе нельзя выгадывать и за задницу тоже нельзя хватать, для чего ты вообще мне нужна?
– Чтобы работать, похабник, старый козел, работать, как ломовая лошадь. Мотаться целыми днями туда-сюда, дурить людей, впаривая им твоих цыплят и кур. Разве я не лезу из кожи вон, чтобы продать твоих птиц?
– Любая бы делала то же.
Эмма не стала спорить. Схватила двух цыплят за лапы и сунула под нос Матиасу.
– Ну что, – спросила, – продашь их мне?
– Ну что, – отозвался старик, протягивая к ней руку, – дашь потрогать титьки?
– Еще чего, – возмутилась Эмма, однако подняла цыплят повыше, показывая упругую, высокую грудь. – Хватит с тебя и того, что ты на них пялишься каждый день.
– Хоть покажи чуть больше, – умоляюще заблеял Матиас. – Спусти рубашку.
– Если спущу, с тобой беда случится. До сортира не добежишь.
– Хорошо же ты меня изучила! Когда-нибудь…
– Никогда. Эй! – воскликнула Эмма, будто грозя малолетнему шалунишке, и снова закрылась цыплятами, – Довольно, хватит.
Она заплатила Матиасу из денег, собранных в складчину, и оставила его, даже не пригласив с собой на Коль. Старый сатир, думала Эмма, проходя через Парк, за которым располагался первый приют, куда она пришла в тот далекий вечер, когда дядя ее выгнал из дому. Улыбнулась, поняв, как легко оказалось уговорить Матиаса. Просто разрешила посмотреть на «титьки», будто такое ее соизволение создает между ними связь. Старику не нужно было пялиться украдкой, за чем его не раз заставала Эмма; иногда бранила его, иногда смеялась, а чаще всего делала вид, что не замечает.
Она стерла улыбку с лица уже дома, когда Дора, квартирная хозяйка, пара суженых или подружек мужчин, входивших в круг знакомств жениха Доры встретили ее ликующими криками: ведь умудрилась же достать таких великолепных птиц по сходной цене. Им моментально свернули шеи и разделали, чтобы приготовить с рисом.
На горе было не протолкнуться. Там и сям горели костры, и столбы дыма поднимались в небо. Партия, во главе с Леррусом, устроила соревнования для детей, они бегали или прыгали в мешках. Взрослые танцевали, пели хором… Посадили дерево свободы. По всей горе происходили митинги, часто спонтанные, то мирные, то буйные, как и положено рабочим собраниям. На подступах к Колю раздавали еду и питье нуждающимся, собирали пожертвования, самые молодые оказывали помощь, давали поесть старикам, у которых не было другой семьи, кроме республиканской.