– Мы не можем, как нас учит Церковь, смириться с несправедливостью! Мы должны бороться! Женщины! – вскричала она. – Не позволяйте превратить себя в орудия Церкви. Образование. Воспитание. Государство все дальше отходит от Церкви у нас и в сопредельных странах, и католики занимаются воспитанием детей, чтобы поддержать, как-то оживить веру в этого их бога. Нет, в трех богов! Нелепое суеверие: если бы не страх, который они умудряются вселить в своих последователей, это было бы вроде дурной приметы, черного кота, перебегающего дорогу. – (Народ захохотал.) – Товарищи! Культура освободит нас от суеверия, которым хотят опутать нашу жизнь попы и монахи, и, главное, поможет воспитать наших детей в доблести, свободе, равенстве и братстве!..
Воздев сжатый кулак, Эмма закончила речь и затянула первую строфу «Марсельезы»: «Allons enfants de la Patrie, le jour de gloire est arrive!»[14] Леррус, взволнованный, присоединился к ней, обнял за талию, тоже поднял сжатый кулак. «Contre nous de la tyrannie l’etendard sanglant est leve»[15], – пропели они вдвоем. Хоакин попытался присоседиться к Эмме с другого бока, но она отстранилась, и молодой активист пел сам по себе, рядом с парой, тоже грозя кулаком небу.
Через несколько секунд десятки тысяч собравшихся на горе Коль, и те, кто знал слова наизусть, несмотря на свою безграмотность, и те, кто просто подхватывал мелодию, пели гимн, веря, что он принесет им свободу и справедливость, как это осуществилось в сопредельной стране более века назад.
«Aux armes, citoyens! Formez vos bataillons! Marchons, marchons! Qu’un sang impur abreuve nos sillons!»[16]
При кличе взять в руки оружие и выступить против тирана дрожь охватила мужчин и женщин, слезы выступили на глазах. Эмма тоже содрогалась со стиснутым горлом. Отголоски песни, должно быть, разлетались по всей Барселоне. С ними соединялись гудки заводов и поездов, звонки трамваев, сирены кораблей, и люди думали, что просто слышат многоголосый городской шум.
Допев до конца французский гимн, собравшиеся криками и аплодисментами приветствовали уже не Эмму и не Лерруса, а самих себя. Они хлопали друг другу, обнимались и целовались, осознав, что только сила народа сломает все преграды, что они – главные герои истории, участвовать в которой им до сей поры было отказано.
Покорный всеобщему порыву, Леррус крепко обнял Эмму.
– Фантастически! Невероятно! – шептал он ей на ухо. Потом отодвинулся, не выпуская ее рук, так что оба продолжали стоять лицом к лицу. – Мы еще поговорим, товарищ. Тебя ждут важные поручения. Мой секретарь свяжется с тобой.