Леррус отпустил ее, поцеловал ей руку, и его тотчас же окружили люди со сжатыми кулаками, поднятыми к небу, и с криком «Свобода!» вся свита отправилась к другому митингу, другому костру, другим верным последователям.
Эмма шумно вздохнула, огладила и одернула платье, потом занялась прической, отдаляя момент, когда придется предстать перед друзьями, уже обступающими ее, а главное, перед Антонио, который подходил с каким-то померкшим лицом.
– Ну ты даешь! Невероятно! – загалдели все в унисон.
– Неужели это говорила ты, – спросила Дора, выкатив глаза, изображая крайнее изумление, – ты, которая каждую ночь спит со мной в одной кровати?
– Что с рисом? – Эмма пыталась отмахнуться от комплиментов. – Никто не смотрит за кастрюлей! – рассердилась она.
Рис, пропитанный ароматом дров, вышел на славу. Все ели и просили добавки, даже Антонио, поглощавший двойные порции. Вино пошло по кругу, и разговоры, смолкшие, пока были набиты рты, возобновились, дошло до баек и присказок. Все смеялись. После фруктов достали три бутылки крепкого, одну анисовки и две ратафии – типичного каталонского ликера на основе водки, или анисовки, или того и другого с сахаром, тертыми орехами и ароматическими травами по вкусу, мятой или вербеной, с добавлением мускатного ореха и корицы.
После крепких напитков молодых людей разморило. От соседнего костра доносились звуки гитары. Парочки приникли друг к другу, некоторые нежно обнимались и целовались, другие шептались, не решаясь нарушить магию момента. Эмма взглянула на Антонио, который сидел рядом на одеяле со стаканом ратафии в руке. Мгновения шли, а он так и не глядел в ее сторону.
– Что с тобой? – забеспокоилась Эмма. Она подметила, что Антонио не смеялся вместе со всеми. Не участвовал в беседе. Грустил.
Он поджал губы. Эмма изумилась. Она ведь поцеловала его! Впервые поцеловала. Разве он не должен быть доволен?
– После… – Антонио осекся. Поморщился. – После этого…
– Митинга? – подсказала она, начиная беспокоиться.
– Да. Митинга. Этого. Я думаю…
– Что ты думаешь, Антонио? – спросила она с нетерпением. – Выкладывай!
– Я тебе не пара, – выдавил он смущенно.
– Что?
– То самое.
– Не говори глупостей.
– Это не глупость.
Эмма окинула его взглядом с ног до головы, и мурашки побежали по всему ее телу. Внутри струился поток, медлительный, под стать богатырю, сидевшему рядом. Слезы выступили на глазах. Неужели она любит грубого, неуклюжего каменщика? Не углубляясь в такие тонкости, она взяла у него стакан ратафии, отпила солидный глоток и положила голову ему на грудь.
– Можешь выдохнуть, – разрешила, почувствовав, что он затаил дыхание.