Доре было дано поручение оправдаться за Эмму перед квартирной хозяйкой: заболела кузина Роса, да, чахотка или тиф, кто разберет; ясное дело, какая только хвороба не прицепится к человеку в тех кварталах с гнилой водой и заразным воздухом, не повезло беднякам!
В тот же ночной час Эмма и Антонио высматривали, нет ли кого из соседей в проходе, ведущем к его жилищу. Им пришлось добираться чуть ли не до самого Сан-Марти, квартала, где были сосредоточены почти все городские фабрики. Там, во внутреннем дворе шестиэтажного дома, выстроились вдоль одной из стен четыре низенькие хибары с плоскими крышами, крохотными дверями и единственным окном, выходящим во двор; жилая площадь в каждой составляла где-то двадцать квадратных метров. Эмма слышала о таких: спекуляция земельными участками и высокий спрос на жилье вызвал появление домиков, которые называли «коридорными», или «проходными», внутри основных зданий; в домики эти приходилось проникать через вестибюль или даже через коридор главного дома, или «дома-затычки», как его иногда называли.
Эмма с Антонио, пройдя через вестибюль основного здания, очутились в узком проходе, который вел к четырем хибарам, занимавшим почти весь внутренний двор, оставляя только эту узкую полосу, по которой можно было к ним подобраться. Открыв дверь, Антонио вынужден был пригнуться, чтобы не стукнуться о косяк. За дверью находилась одна комната на все про все: кухня, столовая, спальня. Туалет, указал каменщик, находится на втором этаже главного дома, один на всех жильцов. Водопровода нет, газового освещения тоже.
Эмма кинула взгляд на захламленное, грязное жилище холостяка.
– Скольких женщин ты сюда приводил?
Вопрос возник спонтанно, и Эмма, не подумав, задала его. Изумленное выражение на лице Антонио, который только что зажег масляную лампу, чей слабый свет только сделал глубже тени, чуть не заставило Эмму взять свои слова обратно, но она решила: нет, это нужно выяснить. Сколько женщин было в жизни каменщика?
– Я слишком грубый, девушки не любят меня, – ответил тот. – Ты сама знаешь.
В неверном свете лампы Эмма окинула его взглядом с ног до головы. Правда, грубый. Обратный путь с горы Коль занял у них больше часа, за это время успел выветриться алкоголь и прошло возбуждение от речи. Чувство нежности, облегчение, которое она испытала, приникнув к его груди, остались на той горе. Эмма сама напросилась к нему домой. Антонио ни за что бы на это не осмелился. Однако теперь, оказавшись взаперти в мрачной каморке, Эмма как-то охладела. Повернулась к нему спиной. Не слышно было, чтобы он пошевелился. Это могло стать началом или концом. Нужно решаться. Она сглотнула. Ее страшила его мощь, его колоссальное тело, его неотесанность, но они уже долгое время встречались, и Антонио ни разу не причинил ей ни малейшего вреда.