Эмма высморкалась и кивнула.
Ночью с Антонио и другими каменщиками, которые помогали бастующим, они, как это делалось по всей Барселоне, проникли на две строительные площадки, содрали и разбили на куски все, что там было деревянного.
– Товарищ учительница, – вдруг обратился к Эмме уже пожилой мужчина, – хочешь?
И протянул топор. Они всего лишь просят восьмичасового рабочего дня и увеличения зарплаты, чтобы кормить своих детей, подумала Эмма и схватилась за рукоятку. Топор был тяжелый. А подрядчики – сколько получают подрядчики?
– Аааааа! – завопила она и рубанула по подготовленной к установке оконной раме.
А буржуи, которые заказывают для себя дома или финансируют строительство, – сколько у них денег? Она уже приготовилась снова крикнуть, снова ударить, но лезвие застряло в древесине. Эмме было никак не вытащить его. Мужчины заулыбались, но прежде, чем Эмма о чем-то попросила, Антонио одной рукой взялся за рукоятку, мигом вытащил топор и вручил Эмме:
– Давай еще.
Не вышло: их предупредили, что едет жандармерия. Они покинули стройку, и жандармы преследовали их в ночи. Они бежали в темноте, а позади цокали копыта и раздавались крики всадников. Эмма крепко держалась за руку Антонио, и тот не выпускал ее руки. Они продолжали бежать, даже когда погони уже не было слышно. Остальные растворились в ночи, рассеялись по улицам города. Когда уже стало невмоготу, они остановились; чтобы отдышаться, согнулись, опершись руками о колени. Огляделись и, захлебываясь кашлем, расхохотались. Они добежали до моря и теперь пошли к берегу, в такой час пустынному.
– Взбунтуйся! – крикнула Эмма, подняв голову к луне, которая отражалась, мерцая, на чернеющей глади спокойного моря. Антонио обнял Эмму за плечи, прижал к себе, они вдвоем стояли на песке перед морским простором, в нескольких шагах от них заканчивалась серебристая полоса, нарисованная лунным светом. – Как может она… – зашептала Эмма, – как может луна равнодушно смотреть на то, что происходит в этом городе, на всю эту несправедливость… – Антонио крепче обнял ее, а она продолжала: – Как может показывать такую красоту, когда дети умирают от голода.
– Эта красота и для нас тоже, – тихо возразил Антонио. – Ее у нас не могут отнять богатеи.
– И что нам с ней делать, накормить ею детей?
Каменщик умолк. Хотел поцеловать Эмму, но та отвернулась.
Плотники добились восьмичасового рабочего дня, но многие потеряли место. Хозяева не брали бастовавших, нанимали штрейкбрехеров, которые поддерживали работодателей во время кризиса. Это происходило во всех отраслях промышленности, для всех специальностей. Через несколько месяцев после забастовки на газоперерабатывающем заводе только шестьдесят рабочих из четырех сотен остались на предприятии.