– Документ, подписанный под давлением, не имеет законной силы, – проскрипел старик, прервав поток счастливых воспоминаний.
Эмма крепче прижала острие навахи. «Стану всегда иметь ее под рукой», – пообещала себе.
– Но он вступил бы в законную силу, если бы ты его подписал, облизав мне киску, правильно? – Тут она надавила так сильно, что почувствовала, как нож вонзается в плоть; старик корчился от боли. – Через месяц приходи посмотреть на другую титьку.
Этот день приближался, а денег не было. Львиная доля их уходила на еду; Эмма должна была хорошо питаться, чтобы не пропало молоко, чтобы девочка росла здоровой. Вот-вот наступит зима, Хулии нужна теплая одежда, пусть даже поношенная; а еще свечи, уголь, да и за трамвай заплатить, когда Эмма уже выбивалась из сил и не могла идти на работу пешком через пол-Барселоны. Единственное облегчение: девочку она оставляла в яслях Братства, где за ней присматривали и куда она приходила кормить всякий раз, когда ее звали.
Наваха Антонио пригодилась, когда управляющий кафе в очередной раз поставил Эмме на вид ее постоянные отлучки. В тот день мужик накинулся на нее неистово, с особой яростью, наверное, потому, что выпил больше обычного.
– Так дальше нельзя! Ты не можешь сновать туда-сюда целыми днями! Посуду никто не моет, вечно не хватает то рюмок, то стаканов, то…
Эмма подошла.
– Простите… – стала было извиняться она.
Тут оба заговорили наперебой:
– Этого мало…
– Ты же знаешь, у меня ребенок…
– Пусть с ним кто-нибудь посидит!
– Я кормлю грудью.
– Найди кормилицу…
Эмма подошла так близко, что мужчина мог даже дотронуться до нее; он это неправильно понял. Запах перегара был невыносим.
– Мне нечем платить кормилице, – проговорила она сквозь зубы.
– Тогда придется отработать по-другому, – намекнул управляющий.
И умолк, почувствовав острие навахи в паху. Отпрянул, но Эмма прижала сильней. Он все отступал, чуть ли не с поднятыми руками, пока не прижался к стене. Эмма не отводила ножа.
– Только попробуй приставать ко мне и вредить моей дочери, я тебе яйца отрежу, понятно?
Однако Эмма была уверена, что старик, собирающий квартирую плату, не попадется во второй раз и не позволит ей еще месяц жить в дворовой пристройке. В тот день у Эммы не было вечерних уроков, и она знала, что остается единственная возможность. От Братства, расположенного рядом с университетом, она направилась в квартал Сан-Антони, где когда-то жила с дядей Себастьяном и кузенами. Дом находился в двух шагах, хотя этой дорогой, по этому району она избегала ходить с тех пор, как ее выставили вон.