– Передайте матерям, – приказала тогда Эмма «молодым варварам», – что не нужно брать с собой маленьких детей, если предвидятся стычки.
– Командиры знают? – пришло кому-то в голову спросить. – Лидеры партии, я хочу сказать.
– Ты здесь видишь какого-нибудь лидера? – саркастически усмехнулась Эмма.
Никто не возглавлял эту борьбу.
Как и предсказывала Хосефа, в полдень генерал-капитан объявил в Барселоне военное положение. Был закрыт Народный дом и многие другие атенеи. Рабочие и уголовники, присоединившиеся к политическим активистам, стали брать штурмом комиссариаты, первые – чтобы освободить задержанных товарищей, вторые – чтобы сжечь архивы с полицейскими досье, уничтожив таким образом свои прошлые судимости. Иногда им это удавалось. Были еще жертвы во время вечерней манифестации перед комендатурой, на бульваре Колон, где женщины вновь возглавляли шествие. Малышей почти не было видно, женщины препоручали их своим матерям и отправляли в задние ряды. Эмма, как многие другие товарищи, требуя прекращения войны в Северной Африке и возвращения резервистов, шла с воздетым кулаком, пока силы правопорядка не открыли огонь. Полицейские сообщили о нескольких раненых, не больше трех, среди забастовщиков было немало убитых.
Ситуация всюду выходила из-под контроля. Армейские подразделения, около полутора тысяч человек, состояли поровну из офицеров и солдат, на каждого солдата по офицеру, и не получили другого приказа, кроме как охранять административные здания. Общественный порядок должны были поддерживать тысяча жандармов и еще одна тысяча полицейских, их явно оказалось недостаточно, чтобы противостоять десяткам тысяч рабочих, заполонивших улицы. Остальные горожане заперлись в своих домах, будто все происходящее их не касалось. Политики, особенно республиканцы, отстранились от движения, с которым не могли совладать, и массы рабочих, возбужденные, распаленные уличными боями и первыми потерями, оказались во власти самых радикальных активистов, которые первым делом изолировали Барселону, воздвигнув баррикады и пропускные пункты, перекрыв дороги, захватив вокзалы, телефонную станцию и прочие средства связи.
Всеобщая забастовка, предпринятая ради прекращения войны, грозила превратиться в подлинную революцию, способную свергнуть правительство и даже короля. «Да здравствует Республика!» – уже кричали многие повстанцы.
Этой ночью, первой ночью революции, республиканцы обратили свой гнев против исконного врага, виновного во всех бедах общества, – против Церкви: не зря лидеры твердили, что именно церковники развязали войну. На закате подожгли коллеж Малых Братьев Марии, щедро финансируемое светскими богачами учебное заведение, с которым ни республиканцы, ни профсоюзы не могли состязаться; это отдавало воспитание детей рабочих в руки монахов, которые им внушали, что классовое общество есть Божий промысел и следует отречься от свободы, унизиться, мирно покориться привилегированным классам, уповая на высшее благо в загробном мире. Вместе с коллежем, при полном бездействии сил правопорядка, сгорели также церковь и библиотека.