В среду продолжали пылать монастыри, школы и церкви, а также заметно ожесточились бои на баррикадах и стычки с войсками и полицией. Барселона не только горела, но и сражалась; армия примерно в тридцать тысяч рабочих, уголовников и юнцов билась уже без лозунгов, знамен и вождей. Далмау рассказали об этом те самые ночные тени, на заре превратившиеся в таких же людей, как он: в недостроенном здании укрывались рабочие. Узнал, что этажами ниже расположились несколько семей с детьми. Разделили еду, за которую заплатил Далмау, но прежде всего обсудили новости, скудные из-за отсутствия газет и строгого контроля со стороны властей. Каталония поддержала восстание (утверждали усевшиеся на все еще голом цементном полу человек шесть рабочих), хотя не с таким упорством, как в самом графском городе, но ни в Мадриде, ни в других крупных испанских городах не объявили всеобщую забастовку, тем более не сражались за Республику.
– Почему? – спросил кто-то.
– Потому, что власти Мадрида оказались умнее тех глупцов, которые правят нами, если кто-то вообще нами правит, и убедили народ, что это – восстание каталонских сепаратистов. Теперь нас честят предателями родины; никто и слышать не хочет о движении за независимость, вот почему за пределами Каталонии никто не восстал. Мы, как всегда, остались одни.
– Но нам сказали, что всеобщая забастовка в Испании победила! – воскликнул кто-то за спиной Далмау.
– Нас обманули, как обманывали все время, с тех пор как это началось.
Днем Далмау прятался в Каменоломне. «За тобой придут», – предупредила Эмма. Он переживал за мать и за Хулию, хотя и был уверен, что Хосефа никогда не станет рисковать жизнью девочки и будет скрываться, пока не кончится это безумие. По ночам выходил и, пользуясь отсутствием освещения, в поисках Эммы с каждым разом все больше отдалялся от центра Барселоны; пожары служили ему маяками. Но так и не нашел ее. У одного пожарища, где группа женщин и детей не давала потушить руины уже обрушившейся церкви, ему сказали, что с Эммой все хорошо, что ее видели нынче утром. Пришлось поверить двум работницам, об этом поведавшим, и Далмау, пока не наступил рассвет, пошел обратно искать приюта в строящемся здании Гауди. Больше идти было некуда. Дни проходили изматывающе медленно, и только надежда встретить Эмму и вновь увидеть ее улыбку отгоняла тревожные мысли о будущем, зато опасности, грозящие Эмме, не выходили у него из головы. Может быть, ее задержали, может, она погибла… Ходили слухи о значительном числе жертв, а бои продолжались столь же ожесточенно: подошли подкрепления со всей Испании, которая должна была бы поддержать восставших: из Валенсии, Сарагосы, Бургоса, Памплоны, Тортосы… Солдатам, конечно, внушили, что они идут подавлять сепаратистское выступление, и это им удалось. 30 июля в центре Барселоны восстановилось спокойствие, вечером частично зажглись фонари и пошел первый трамвай, хотя на окраинах до сих пор длились отчаянные схватки.