Эмма выдержала взгляд Тересы, вложив в ответный все хладнокровие, каким обладала: нужно показать, что она готова снова спустить курок, на этот раз всадив пулю ее мужу в затылок. Эмма сама не знала, получится ли у нее; с первого выстрела в зарослях тростника она поняла: одно дело бросаться в бой вместе с «молодыми варварами», воодушевляя криками себя и их, и совсем другое – в одиночку противостоять банде преступников. Но отступать было поздно. Сейчас только от ее мужества зависела и жизнь Далмау, и ее собственная жизнь.
– Приведите Далмау Сала, – потребовала Эмма. Подручные, поскольку дон Рикардо был без сознания, устремили вопросительные взгляды на его супругу. – Приведите его! – настойчиво повторила Эмма, и жена барыги наконец кивнула; двое мужчин выбежали за дверь. – Остальные пусть выйдут тоже.
Шестерки угрюмо подчинились.
– Дай хотя бы перевязать его, – попросила Тереса, указывая на дона Рикардо, у которого из уха хлестала кровь.
– Чем раньше сюда приведут Далмау и мы отсюда уйдем, тем скорее его перевяжут. Не поторопитесь – он истечет кровью.
– Тогда и ты умрешь.
– Знаю.
Женщина побежала к дверям, распугав собак и детей, и криками велела своим людям поскорее привести Далмау. Эмма глубоко вздохнула, несколько раз. В хижине воцарилась тишина, и напряжение последних минут, когда Эмма противостояла подручным дона Рикардо, постепенно спадало. Она все время осознавала, что может умереть, вдруг призналась Эмма самой себе. А Хулия? Что стало бы тогда с девочкой? По шее барыги ручьем струилась кровь. «Быстрее! – хотела крикнуть Эмма. – Поторопитесь, сукины дети!» И все-таки она до конца выдерживала роль, оставалась невозмутимой, но чуть не раскрыла себя, когда подручный толкнул Далмау в хижину, и тот споткнулся, раскидав какие-то вещи, и сам чуть не рухнул на пол.
Эмма не сразу узнала его. Хосефа предупреждала, что он отощал и покрыт коростой. От чесотки он вроде бы вылечился, но действительность превзошла все, что Эмма могла вообразить себе; однако же тело ее охватила сладкая дрожь: он стал таким из-за нее, из-за рабочего дела, защищая права трудящихся и разоблачая Церковь, обманывающую народ.
– Эмма… – проговорил он. Встряхнул головой, словно пробуждаясь от кошмара, весь грязный, с отросшей бородой и слипшимися волосами. – Что ты здесь делаешь?
– Я пришла за тобой.
– Как ты узнала?..
– Не время для разговоров. Нужно бежать.
Далмау обошел кресло дона Рикардо, не глядя на преступника, будто того и не было на свете, и приблизился к Эмме. Хотел взять ее за руки, но не смог. В руках она сжимала пистолет. Подумал, не поцеловать ли ее, но не решился. Несколько мгновений они глядели друг на друга, и в глазах у обоих появился блеск надежды, которая давно их покинула.