Далмау подошел к ней, обнял за талию, тоже испытывая ностальгию, которую, казалось, намеренно пробуждал замедленный, томный перестук колес. Двадцать три года прошло с тех пор, как они сели в рыбацкую лодку и, обогнув каталонский берег, без особых приключений прибыли во Францию.
В соседней стране их приняли радушно, а в Париже Далмау, как интеллектуального вдохновителя и даже вождя восстания, которое вылилось в Трагическую неделю, Комитет по защите жертв репрессий в Испании провозгласил героем. Во Франции, в Италии и во многих других странах проходили акции протеста против событий, происходивших в Испании, особенно против ареста Феррера Гуардия, мученика просвещения, который, по мнению многих, подстрекал, наряду с Далмау, к поджогам церквей и монастырей. Но ни политическое давление, ни пресса, ни почти полторы сотни манифестаций, во время одной из которых на улицы Парижа вышло до шестидесяти тысяч человек во главе с лидерами анархистов и социалистов, испанских и французских, – во всех манифестациях неизменно участвовали и Эмма с Далмау, – не добились снисхождения к Ферреру: он был расстрелян 13 октября 1909 года, а перед казнью заявил громогласно о своей невиновности и о великой пользе Новейшей школы.
Тот день, роковой для защитников свободы, тяжело пережили Эмма и Далмау: они осознали со всей очевидностью, что сулила бы им судьба, если бы не удалось бежать из Испании. Той ночью смерть навестила их в облике священника и жандарма, буржуа и солдата, напомнив, что не отступится, что ждет их в Барселоне. Чуть позже, еще до конца 1909 года, 18 декабря испанские власти подписали договор об окончании войны в Рифе: берберийским племенам было позволено жить во владениях Испании, управляемых из Мадрида. Официальные источники сообщали о двух тысячах убитых и многих тысячах раненых среди резервистов, которые прибыли с полуострова, оставив на произвол судьбы жен и детей. Благодаря этим жертвам, однако, возобновилась добыча в железных рудниках, принадлежавших богатым промышленникам. Рабочие все-таки заплатили налог кровью.
Эмма крепко сжала руку Далмау, который обнимал ее. Много радостей и горестей пережили они с тех пор, как покинули графский город, но сейчас, двадцать три года спустя, больнее всего ощущалось, вторгаясь в память под медленный ритм поезда, подъезжавшего к Французскому вокзалу, то, что богачи достигли желаемого, заполучили обратно свои африканские рудники. И какова цена? Разрушение целого города, обнищание тысяч рабочих семей, вынужденный отъезд других тысяч: людям приходилось покидать свою землю, обрубать корни.