Томасу удалось бежать из ссылки, к которой он был приговорен без суда, и через несколько лет, после Великой войны, он объявился в Париже, где брат обласкал его и оказал помощь. По-прежнему приверженный анархизму, он посвятил себя делу свободы с еще большим пылом, чем в Барселоне, если только это возможно. Кончилось тем, что он во время столкновения с полицией попал под копыта коня и был так тяжело ранен, что скончался на операционном столе.
Томасу было бы приятно поехать с ними в Барселону, подумал Далмау. Год назад Испания официально перестала быть католической. Церковь утратила власть, и новое правительство гарантировало Далмау безопасность, уверяя, что нигде, ни в военном суде, ни в гражданском, против него не выдвинуто никакого обвинения. Но республиканцы обращались с Далмау вовсе не так, как с массой рабочих. И он, и Эмма с неослабевающим интересом следили за тем, что происходит в Испании. Новости не утешали. Республиканцы, придя к власти, правили столь же твердой рукой, нередко руководствуясь теми же законами, что и монархические правительства, и на эти устаревшие кодексы опирались, чтобы угнетать неимущих; а порой добавляли другие статьи, еще более суровые, к отчаянию тех, кто боролся за установление Республики.
Со времен Трагической недели население Барселоны удвоилось и теперь, в 1930 году, достигло миллиона. Иммигранты хлынули в графский город, пока длилась эпоха благоденствия, связанная с нейтралитетом Испании во время Великой войны: то, что страна не примкнула ни к одной из враждующих сторон, способствовало притоку населения, развитию торговли, а главное, накоплению невероятных богатств барселонской промышленной буржуазией. Потом градостроительные работы для Всемирной выставки 1929 года привлекли рабочую силу из окрестностей Барселоны и других регионов страны. В город прибывало столько иммигрантов, что их приходилось тысячами возвращать назад. Но война закончилась, прошла и выставка, к этому прибавились запоздалые отголоски кризиса, поразившего Соединенные Штаты в 1929 году, и к моменту провозглашения Республики безработица в Барселоне была ужасающей, никому не платили пособия и семья за семьей впадали в нищету.
Эмма думала, что люди, изгнавшие короля и уничтожившие могущество Церкви, придя к власти, выступят в защиту народа, тех самых рабочих, с которыми она сама когда-то делила горести и мечты. Однако же так не случилось: республиканцы по-прежнему подвергали неимущих репрессиям, и те в конце концов сделали ставку на анархосиндикализм и уличные беспорядки. За 1931 год в Барселоне состоялось сто пятьдесят пять забастовок; за стачкой квартиросъемщиков с волнением следили Эмма и даже Далмау. Если в первое десятилетие века, когда оба жили в Барселоне, аренда квартир была почти неподъемная, то двадцать лет спустя, с чуть ли не миллионом приезжих, цены стали откровенно драконовскими. Спекуляция недвижимостью достигла невообразимых пределов: доходило до того, что за лачугу в девять квадратных метров без освещения и водопровода требовали триста песет в месяц.