В Коуре мы решили задержаться на несколько дней, так как для всех грандиозных планов требовались деньги, а их, обычно, надо как-то зарабатывать. Хотя бы той же продажей всяких имеющих ценность ненужностей. Алмазов там, аметистов, рубинов и сапфиров с прочими корундами. Или целительских артефактов, которых я на досуге по дороге изготовил пару десятков. Как показала практика, такие артефакты за семьсот-восемьсот золотых уходят мгновенно и в то же время не вызывают излишних подозрений.
Вечером, едва устроившись в гостинице, Рой отправился навестить знаменитые Коурские бани, совмещавшие в себе и парные по типу саун, и мраморные комнаты с высокой влажностью, как в хамамах, и комнаты с парами разных снадобий, и кучи иных вариантов, которые я в прошлый раз не успел оценить, и бассеины с разной температурой воды от почти кипятка до совершенно ледяной. Совместит ли он помывку с походами в менее респектабельные заведения, я у него выяснять не стал. Не маленький, сам разберётся. Но денег ему выдал без экстремизма, на ночь разврата однозначно не хватит, максимум — на пару часов. Сам же завалился давить ухом подушку, так как последние недели вымотали меня преизрядно.
* * *
В эту ночь сон не принес мне ни малейшего облегчения, ни отдыха. Во сне ко мне явился черный трехглазый, клыкастый великан с ожерельем и короной из черепов. И был он, мягко говоря, не слишком дружелюбен. Осознание, что это именно сон, не дали никакого улучшения ситуации. Контроля над этим сном у меня не было. Ни проснуться, ни выскользнуть в астрал тоже не получалось. Если Махакала пришел проводить со мной воспитательно-разьяснительную работу по просьбе-поручению Учителя, то остаётся только смириться и огрести положенное.
Махакала заметив, что я перестал суетиться, взял меня за шкирку своей огромной, мощной рукой и мгновенно переместился в зал, по кругу которого собрались прочие защитники линии преемственности. Если бы я не осознавал себя и не знал, кто это, то решил бы, что попал в качестве десерта на собрание великанов-людоедов. Но планы на меня были не сильно менее кровожадные. Пройдя по залу, традиционно заполненному кровью ему по колено, Махакала донёс меня до огромного каменного алтаря, на котором стояла чаша с каким-то окровавленным куском плоти, а рядом — здоровенная толстая игла с суровой ниткой. Кинув меня животом на алтарь и прижав рукой, чтоб даже не дёрнулся удирать, защитник линии достал из чаши кусок плоти, стряхнул с неё кровь и сунул мне под нос, чтоб я рассмотрел получше. На куске было написано "совесть". Когда я это прочитал, он вонзил иглу мне в районе левой лопатки и несколькими неласковыми стежками крепко-накрепко эту "совесть" ко мне пришил.