– Ну да, – снова повторил матрос, недобро как-то усмехаясь при этом. – В общем, по итогу, конечно, оказалось нас в поезде человек тридцать. А детдомовских двое – я и Васька.
– Как так?
– Да вот так, – закручивая флягу сказал Щукин. – Набрали блатных по всему городу, а нас по жребию взяли. Потому, наверное, чтобы совсем уж не позориться, а то вдруг кто скажет чего-нибудь не того… Но это тогда всем очень обидно было, но вот когда мы, значит, вернулись, так весь детдом радовался, что никто кроме нас, дураков, на эту елку не попал.
– Это почему? Не понравилось?
– Ну вот как тебе сказать, – задумался Щукин. – Ехали мы туда трое суток на поезде. Как ехали, отдельная история, жрать нечего, блатным-то родители и еды собрали и денег на дорогу дали. А нам сухпаек – банка кильки и две картошки на три дня. Но ничего, нашлись и среди блатных люди, поделились кто чем. Дальше – елка, честно говоря, оказалась так себе – у нас в детдоме во дворе и то краше растет, так мы ее-то каждый год и наряжали. Так вот то – елка, а тут какая-то железная труба, в которую с разных сторон веток понатыкано. Ну, а когда Дед Мороз, начал на нас орать, чтобы мы в очередь выстроились и на первый-второй рассчитались, так тут уж самых мелких и пробрало. Воспиталка долго их потом успокаивала…
– Это зачем? – удивился Широков.
– А так ему подарки было удобней вручать, – усмехнулся Щукин. – Подарков только два варианта было, в синей коробке и в красной. Так он, чтобы не путаться, так нас и рассортировал… Но ты дальше слушай – это, конечно, смешно выглядело. Хотя это сейчас смешно, а тогда, честно говоря, было как-то страшно… Но потом еще праздничный стол был. Рассадили нас, значит, согласно генеральному плану, ну и накормили – Щукин снова сплюнул и замолчал.
– Чем же? – заинтересовался Широков.
– А черт его знает, – сказал Щукин. – Рыбой какой-то. Ну рыба и рыба. Но я и не ел почти, странная она была какая-то, да и вообще я рыбу не очень люблю. Думаю, поэтому и обошлось все.
– Что обошлось?
– А потравились все. Как сели в поезд обратно ехать, так тут и началось – одни на лавках лежат зеленые, другие под эти лавки блюют. Потом наоборот. И так до самого Омска. А там нас с поезда сняли и в реанимацию. Хорошо, хоть не помер никто…
– Ничего себе, – покачал головой Широков. – И что, никого за это не наказали?
– Как же, наказали, – подтвердил Щукин, уже поднимаясь и одергивая на себе тулуп. – Воспиталку нашу, пигалицу семнадцати лет, взяли. А потом и посадили, ну, как водится. Долго мы ей потом письма писали. Иногда отвечала. Ну что, пошли?