– Это почему?
– А потому что нерпа хоть иногда, но моется, а мы – нет, – отрезал Щукин. – Пошли.
Они пересекли небольшую, в пару шагов очищенную ото льда площадку, которая располагалась прямо на железном горбу лодки. Слабый фон от флуоресцентной краски, неаккуратным крестом нанесенной на корпус, освещал лишь несколько метров от уже задраенного люка. Они подошли к выходу – мерцающей зеленоватыми искрами вырубленной во льду арке. Широков тут же перебросил тяжелую сумку с инструментом на плечо Щукина.
– Сегодня твоя очередь.
Добыв из кармана маленькую, перемотанную изолентой коробочку с пьезоэлементом, он поднес ее и щелкнул возле шлема Щукина. Появился синеватый, подрагивающий язычок пламени, многократно отраженный в окружавших их блестящих ледяных стенах. Широков передал коробочку Щукину и тот зажег такой же огонек на его шлеме.
– Пошли, – снова повторил Широков и они отправились в путь.
Ступени, вырубленные в толще льда, были все разного размера и идти по ним было не очень удобно, особенно с тяжелой сумкой. Двое моряков медленно, но настойчиво карабкались наверх. Конечной точки маршрута не было видно – там, где заканчивалась освещенная фонарями зона, начиналась темнота, в которую и уходили бесконечные ступени. Лед, белый, синий и зеленоватый был гладким на стенах и шероховатым, выщербленным от постоянного хождения туда-сюда вверх и вниз по ступеням.
Иногда встречались небольшие площадки, на которых также изо льда были сооружены некие подобия лавок. Тогда Щукин и Широков присаживались на них и несколько минут отдыхали. Огоньки их шлемов плясали по гладким, полупрозрачным стенам с белыми прожилками. Площадка была достаточно большой, свет терялся в дальнем конце ее, так и не добираясь до противоположной стенки. Несколько колонн, закрученных в штопор в верхней своей части поддерживали неровный, явно недоделанный сводчатый потолок.
– Как в колонном зале… – прошептал матрос, но без особого пиетета. Сплюнув себе под ноги вязкой слюной он, тяжело дыша, полез под тулуп за флягой.
– А ты-то был в этом зале? – насмешливо спросил Широков. Он, в отличие от помощника, поднимался по этой лестнице ежедневно и даже еще не вспотел.
– Представьте себе, видел, Борис Борисович, – похвастался Щукин. – Я на кремлевской елке там был.
– Ты? На кремлевской елке? – удивился Широков. – Ты же детдомовский, сам же рассказывал.
– Ну да, – отпивая из фляги подтвердил Щукин. – У нас однажды такая разнарядка пришла: снарядить в Москву группу из детдомовских, чтобы, значит, порадовать детишек…
– Ух ты, – снова удивился Широков. – Как о вас государство-то заботится.