— Все хорошо. Сейчас приедет скорая и заберет тебя отсюда, и мы никогда больше не увидимся.
Как ни странно, это помогло. Сначала на пухлом лице мальчика иссохли слезные ручьи, а затем спала и краснота лица. Далее оба сидели в молчании, не имея желания разрывать гробовую тишину, пока подступающий с новой силой голод не вынудил Антона начать отвлеченную беседу.
— А пиво вы зачем принесли?
— Это дедушкино пиво. Мы одну взяли только, честно. — Оправдывался мальчик
— Тебе на вид лет десять. Какое пиво?
— Светлое нефильтрованное.
— Я тебе дам светлое нефильтрованное! Развяжу повязку и будешь знать, как с пивом по всяким местам шляться… А на заброшке то вы что забыли?
— Мне Киря сказал, что здесь живут бомжи. Еще сказал, что они пьют только пиво или водку. Мы взяли пиво и пошли ловить бомжей.
— А ты бомжей не боишься?
— Нет. Никого я не боюсь… кроме вас. И то, немного.
— Ну так вот он я — бомж.
— Вы страшный, но на самом деле добрый, поэтому я вас уже не боюсь.
— А с чего ты решил, что я добрый? М?
— Ну, вы мне помогаете, поэтому добрый.
— Нет, мальчик. Если я сделал что-то хорошее лично тебе, это не значит, что я хороший. Я не хороший. И лучше тебе избавиться от этой установки. И вообще, почему родители тебе не вбили в голову, что лазить по заброшкам и дразнить бомжей нехорошо? Они тебя мало воспитывают?
— Моя мама просто очень занята. Она врач. К нам в квартиру постоянно приходят на прием, и меня просят не мешать… и заставляют идти на улицу. Мне скучно просто ходить по улице.
— А ты уверен, что твоя мама врач?
— Да. Один раз ей даже дали денег, чтобы меня осмотрел другой врач, но мама отказалась и выгнала его.
— Хорошо. С твоей мамой все понятно. А папа у тебя есть?
— Нету.
— Сочувствую тебе. Когда-нибудь ты все поймешь и тебе станет чуть грустнее, чем сейчас.
— А как тебя зовут?
— Меня зовут Антон.
— А меня Влад.
— Приятно с тобой познакомиться, Влад.
— Мне тоже.
Обменявшись любезностями, для Антона чисто формальными, для Влада идущими от души, оба ждали приезда скорой. Антон чувствовал себя непринужденно рядом с человеком, и, хотя голод не давал ему покоя, он был рад наконец-то именно что поговорить с человеком… и не принести ему смерть. Влад мучился от боли из-за слегка неумело наложенной повязки, так что ему было не до разговоров. Всех устраивало повисшее молчание. В особенности Антона, который вместо пустых разговоров с воодушевлением наблюдал как солнце медленно клонится к горизонту, окрашивая стены, на которые падал просвет окон в оранжево алый цвет. Наблюдая за закатом из тени Антон забыл обо всем на свете. И о том, что его сегодня ждут важные дела у Алисы, и о том, что, Валя возможно подумал, что он сгорел, корчась в ужасающей агонии. Такое бывает с людьми, долго не видевшими солнца. Антон не видел его две с половиной недели и начал забывать, каково это — жить при свете дня. Теперь он не воспринимал солнечный свет как должное, как некую неотъемлемую, и потому не важную часть своей жизни, а наслаждался каждым моментом, каждой пылинкой, отблескивающей в его свете. К сожалению, вместе радостью от вновь увиденного дневного света, в его душе поселился страх. Страх того, что этот закат, равно как и все последующие в его жизни, может стать его личным палачом с изощренными садистскими наклонностями.