Страшные времена
В предыдущей главе мы оставили османов после успешного вторжения в Константинополь в 1453 году, когда они обложили неподъемными налогами все товары, которые шли через их регион по Шелковому пути, в том числе так любимые европейцами пряности, костяной фарфор и шелк. Многие в Европе разбогатели благодаря торговле с Востоком и теперь были вынуждены искать новые пути к своим поставщикам. Поэтому в 1488 году Бартоломеу Диаш ди Новаиш обогнул Африканский Рог — предприятие по тем временам немыслимое, поскольку люди верили, что далеко на юге настолько жарко, что голова может взорваться. Вскоре после этого, в 1492 году, опытный генуэзский мореплаватель по имени Кристофа Коромбо (нам он известен как Христофор Колумб) попытался плыть на запад, чтобы достичь Островов пряностей. Каждому — и уже не первую тысячу лет — было известно, что Земля круглая, поэтому идея казалась вполне разумной. Проблема заключалась в том, что на пути европейцев оказался целый — неизвестный доселе — континент. Как известно, Колумб выяснил это, когда высадился на территории нынешних Багамских островов. Сказать, что новость об открытии нового континента ошеломила жителей Европы, — ничего не сказать. Все, что они знали, все, во что они верили, перевернулось с ног на голову. Безусловно, не для всех — среднестатистический деревенский житель, вероятно, вообще не придавал этому открытию никакого значения, если даже и слышал о нем. Но представители интеллектуальных элит были поражены, сбиты с толку и довольно сильно напуганы. Их терзал вопрос: «Чего еще мы не знаем?»
Двадцать пять лет спустя, в 1517 году, когда человечество все еще пыталось смириться с мыслью о том, что мир гораздо больше, чем принято считать, монах-августинец, усмотревший в этом потрясении знак Божий, подошел к дверям церкви Всех Святых в Виттенберге (Германия). С собой он нес — если верить легенде — молоток, несколько гвоздей и кусок пергамента, на котором написал девяносто пять тезисов. Девяносто пять критических замечаний в адрес церкви — не церкви Всех Святых, а католической церкви в целом. Монаха звали Мартин Лютер, и он намеревался выразить немного суровой августинианской uti-любви.
Лютер уже какое-то время назад разочаровался в католической церкви, и больше всего его расстраивали индульгенции. Помните, я говорил, что одной из мотиваций для участия в крестовых походах было сокращение срока пребывания в чистилище? К XVI веку за этим больше не требовалось отправляться в крестовый поход. Вы могли всего лишь заплатить церкви, чтобы она отрядила монахов молиться за вас: чем больше вы платили — тем больше монахов молилось. По правде говоря, эти так называемые индульгенции ввели, поскольку богатым и знатным людям, жившим в эпоху крестовых походов, очень нравилась идея скостить срок пребывания в чистилище, но совсем не хотелось отправляться в Святую землю, чтобы, возможно, там и погибнуть. Они с куда б