Как бледнеет его кожа и каждый вздох даётся все сложнее. Я не могу допустить этого, не могу его отпустить. Каким бы он ни был жестоким, он единственное, что связывает меня с этим миром.
Поэтому я тянулась к нему против всякой логики. Он показал мне все краски жизни: и плохие, и хорошие. Научил чувствовать и пытаться жить, а не выживать.
С ним я познала единственное и самое яркое удовольствие. А теперь сижу рядом и отсчитываю вздохи, боясь пропустить последний. Слёзы уже давно струились по щекам. Я не замечала их.
Теперь же к горлу начал подкатывать ком. Он не давал набрать в грудь воздуха, мешая сделать вздох. Отрезая доступ кислороду.
– Эрик, ты только не сдавайся. Если есть в этом мире хоть что-то, способное держать тебя, не сдавайся! Пожалуйста! Не отдавать же лавры по операции Зету!
Я шептала и бредила, бредила и шептала. Пока взгляд не зацепился за кусок пола неподалёку. Поняла, что там что-то странное, и судорожно подползал к тому месту, гдес лёгкостью открыла тайник, подцепив доску.
Там лежал старенький и потертый телефон. Рабочий. Зашла в него в список контактов. Там было только одно имя: «Брат». Выбора у меня особо не было, поэтому я нажала вызов в надежде, что там ответят.
Холодные гудки отдавались в сердце, и я ждала. Ждала ровно до того момента, пока на том конце не взяли трубку и не воцарилась мертвая тишина.
Вот в неё-то я и прошептала:
– Мы в домике у реки. Я и Эрик. Помогите, он умирает.
Я не понял, в какой момент все изменилось. Где я допустил ошибку. Почему, после того как грудь сковала боль и мы упали в реку, я все ещё жив.
Не то чтобы я был против. Просто не понял как. Кому понадобилось такое издевательство?Создать шум и вообще проверить меня на прочность?
Свои? Не то чтобы я был безоговорочно верен конторе, но с высшим руководством не спорил. У нас с ними просто совпадали взгляды на то, что все мы считали правильным.
Зачем им пытаться убрать меня столь странным образом? Проверка? Тогда что они ей собираются доказать?
Все это проносилось в моей голове быстро, как метро в час пик. Вагоны мыслей суетились и наезжали один на другой, пока мы со Златой падали вниз.
Напоследок ногу обожгла боль. Резкая, знакомая, столь давно испытанная, что я уже стал забывать, каково это. Но действительность напомнила.
Сделала выпад, заставляя задыхаться от жгучего чувства секундной беспомощности. Но… Но это длилось лишь пару секунд, потому что первой мыслью, когда тело сковали ледяные волны, было: «Надо спасти Злату».
В одно мгновение на второй план отошло решительно все: долг, честь, задание и собственные травмы. Потому что я видел, как девушка уходит под воду.