В то же время не все, что мы знаем о тибетцах, – истина. Например, не такой уж они мирный народ. Американская журналистка Джослин Форд сняла документальный фильм «Скитаясь без дома» (Nowhere to call home), в котором показала женщину по имени Цанта, перебравшуюся из Тибета в Пекин. Каждый раз, приезжая в родную деревню, Цанта боится, что свекор зарежет ее или отберет сына. У родителей Цанты было четыре дочери – три пытались покончить с собой. Если верить фильму Форд, то жизнь в тибетской деревне тягостна и наполнена нищетой и насилием. Женщин там ни во что не ставят. Цанта говорит: «Мужчины здесь выясняют отношения на кулаках, а женщины таскают друг друга за волосы». Цанта вынуждена объяснять ребенку, что, в отличие от родного села, в Пекине косо смотрят на дерущихся мальчишек.
Конечно, нельзя судить обо всех тибетцах по одной семье и одной деревне, но печальная женская доля – вряд ли проблема одного-единственного тибетского села. Например, о притеснении женщин в Тибете и тибетских общинах за рубежом откровенно повествует блог «Реальность тибетской женщины» (Tibetan Women’s Reality). Его автор, живущий за границей, сокрушается, что насилие над женщинами замалчивают, чтобы не очернить тибетцев. Чего уж там, во всем Китае судьба деревенских женщин незавидна, ими нередко помыкает родня мужа, и женские самоубийства – увы, распространенное явление.
Даже буддийские монахи Тибета не всегда придерживаются принципа ненасилия. В больнице Дицина Сонья Лаукканен встретила одного из них, раненного в живот в поножовщине.
«Я верю, что духовные лидеры стараются жить той жизнью, которая соответствует нашим представлениям о буддизме, однако на рядовом уровне ситуация иная», – говорит Лаукканен.
Непредвзятую информацию бывает сложно найти. К примеру, до сих пор неясно, какую роль сыграли монахи в кровавых антиправительственных восстаниях в столице Тибета Лхасе в конце 1980-х и в 2008 году. Все началось с протестных акций (по всей видимости мирных) монахов, на что китайские власти ответили насилием и арестами – и тогда на улицы вышло еще больше тибетцев. В 2008 году они напали на живущих в Лхасе представителей китайских народностей хань и хуэй и разгромили их лавки. Китайские власти жестоко подавили протесты. Ханьцы представляют собой абсолютное этническое большинство в Китае, хуэй, в свою очередь, – древнее мусульманское меньшинство.
* * *
Почему же мы так уверены, что тибетцы – необычайно мирный народ? Причин по меньшей мере три. Во-первых, противостояние между тибетцами и китайским правительством логично ассоциируется с далай-ламой, чья идея ненасильственного сопротивления выглядит благородно. Сочувствующие, в свою очередь, не всегда пытаются разобраться в ситуации, они просто вспоминают образ далай-ламы. А вот у уйгуров, живущих в Синьцзян-Уйгурском автономном районе, нет подобной символической фигуры, с которой можно было бы ассоциировать борьбу, поэтому они остаются в тени.