Компартия стремится к единой трактовке исторических событий, и если человек задает слишком много вопросов – например, в школе, или разыскивая информацию другими способами, – на пороге может внезапно появиться полиция.
В современных событиях среднестатистический китаец, особенно горожанин, ориентируется обычно неплохо. Если в соцсетях начинают обсуждать проблемы коррупции, мошенничества, загрязнения окружающей среды или выходки знаменитостей, шумиха поднимается большая. Даже если впоследствии цензоры удалят материалы из сети, слухи будут передаваться из уст в уста. В Китае, как и в других авторитарных государствах, граждане умеют распознавать пропаганду. Когда в 2012 году в Пекине из-за сильных дождей начались наводнения, местные СМИ писали о 79 погибших, и моя китайская подруга, рассказывая мне об этом, не преминула добавить: «Официально». О настоящем количестве жертв оставалось лишь гадать. Китайцы способны читать между строк и определять по помпезным речам и газетным сообщениям, кого из политиков ожидает взлет, а кого – падение.
Китайцам хорошо известно и о пропагандистском характере телевидения и печати. В Китае не скрывают, что приоритетная задача журналистов – быть ушами, глазами и рупором партии. Многие репортеры отправляются в народ, чтобы выяснить мнение людей о том или ином событии. После этого партии они демонстрируют правдивый отчет об услышанном, а гражданам – отредактированную версию.
Не все китайцы считают пропаганду злом. Есть для них в этом слове и положительный оттенок: пропаганда действует во имя общенационального блага. Хейкки Луостаринен в своей книге «Большой скачок китайских масс-медиа» пишет, что многие китайцы одобряют пропаганду как инструмент, хотя и не верят ей. То есть человек может знать о наличии в отечественных продуктах следов тяжелых металлов, но при этом считать, что СМИ должны превозносить качество китайской еды – для всеобщего блага.
Однако, согласно Луостаринену, китайцы не осознают, насколько вездесущи щупальца пропагандистской машины. Когда об одном и том же год за годом твердят в школе, в новостях, в искусстве, то эффект трудно переоценить. Я тоже это заметила: многие мои китайские друзья, к примеру, не сомневаются, что тибетским и уйгурским территориям их государство несет исключительно добро. Неважно, направлена ли пропаганда на сплочение народа или пытается оскорбить старых врагов – японцев, но в целом, стимулируя национальное самосознание, она работает.
Профессор Маргарет Робертс из университета Сан-Диего считает, что китайские власти не обязательно стремятся скрыть от граждан всю неудобную правду. Они смирились с тем, что самые активные правдоискатели так или иначе докопаются до сути. Государство сосредоточилось на том, чтобы цензура не пропускала самые существенные из текущих проблемных тем – и преуспело в этом. Как пишет Робертс в своей книге «Цензура: как запутать следы внутри Великого китайского файрволла» (Censored: Distraction and diversion inside China’s great firewall), лишь треть китайцев знает о существовании системы интернет-ограничений и только пять процентов пользуется VPN для ее обхода.